— Разум творит чудеса! — заявил мой супруг, шумно слизнув с ладони потек горячей сгущенки. — Главное в таких делах — грамотно организовать процесс! Стоило мне сориентировать твои, Кыся, мысли и действия в нужном направлении, как больной сантехнический вопрос разрешился малой кровью!
— Мне кажется, Коля, ты сильно преувеличиваешь свое участие в процессе, — справедливо заметила Ирка. — Как я понимаю, оно выразилось в предоставлении Ленке одной-единственной схемы унитазных внутренностей?
— Зато какой схемы! — вскричал обиженный Колян.
— Кстати, о малой крови, — с тяжелым вздохом сказала я, вспомнив, что мы с Иркой не удосужились рассказать нашим мужикам о гибели Андрея и Галины. — Совсем забыла вам сказать: Семиных убили.
— Как убили?! — Колян подпрыгнул на стуле.
— Не кричи, — одернула его я, оглядевшись в поисках Масяньки, который слез со стула и устроился под столом, чтобы без помех поиграть с пустой пластиковой бутылкой. — Андрея убили ножом в спину, а Галке вкололи в вену воздух.
— Когда это случилось? — Колян никак не мог успокоиться.
— С Андрюхой — в четверг вечером или ночью, с Галиной тоже ночью, но уже с пятницы на субботу. Кстати, во втором убийстве подозревают Серегу Лазарчука.
— Так ему и надо, — злорадно сказал Моржик.
— Я же видел Галку в пятницу вечером, — продолжал волноваться Колян. — Она была жива-здорова!
— Так она же не от болезни умерла! — заметила я.
И тут смысл сказанного мужем дошел до меня в полном объеме:
— Когда это ты видел Галку? В пятницу вечером мы забрали тебя прямо с работы и сразу увезли сюда!
— Правильно, но Галка поднялась к нам в офис как раз тогда, когда я собирался уходить, — кивнул Колян.
— Мы же ее и подвезли! — вспомнила Ирка.
— Ага, — подтвердил Колян. — В общем, влетела она к нам в РИЦ, вопя: «Где эта сволочь?» — таким неузнаваемо-стервозным голосом, что все наши мужики попрятались. А я столкнулся с ней в дверях. Пришлось поздороваться и отдать ей Андрюхин мобильник. Он умудрился забыть его на работе.
— Но Андрюха к этому моменту уже был мертв! — напомнила я.
— Так и мобильник уже был мертв, — хмыкнул Колян. — Разрядился полностью, должно быть, Андрей его еще в четверг оставил.
— Минуточку, — медленно проговорила я. — Галка говорила, что в четверг после работы Андрей пришел домой поужинать, созвонился по телефону с какой-то бабой, договорился о встрече и смотался. Больше он домой не возвращался, а ночью его убили. Выходит, он еще раз заходил на работу? А зачем?
— Да переодеться, наверное, хотел, — легко ответил Колян. — Небось вылетел из дома под Галкины вопли в чем был, в непрезентабельном виде. А на работе у нас у каждого есть шкафчик, я в своем спортивную форму держу, чтобы на тренировки ходить. А у Андрюхи, помимо физкультурной одежды, был целый гардероб, даже пиджачная пара и сорочки на вешалочках.
— Это очень интересно, — задумчиво произнесла я.
В связи с полученными от Коляна сведениями у меня зародилась некая мысль, которую нужно было обстоятельно и неторопливо додумать до кондиции. Понимая, что это удастся сделать только после отбоя, я поблагодарила присутствующих за ужин и компанию, вытащила из-под стола Масяньку и вместе с ним пошла в сто первый раз смотреть «Ну, погоди!».
Герман Трофимович Дудликов и его верный помощник Виктор Душин гуляли по маленькому скверику, расположенному на пересечении двух оживленных городских улиц. Тенистый оазис с красивым фонтаном, украшенным скульптурой индийского слона, и детской игровой площадкой в народе был известен как «Голубятня». Это название было обязано своим появлением постыдному факту существования в городе определенного количества представителей известного сексуального меньшинства, каковые якобы избрали своей штаб-квартирой слоновий сквер.
Об этом широкая общественность впервые узнала в середине девяностых, когда одна из городских газет отважно поместила на своих страницах разоблачительную статью под названием «Гомосексуализму — бой!». Впрочем, злые языки утверждали, что и сами «голубые» только благодаря этой статье узнали, что они должны собираться в сквере со скульптурным хоботным. Так или иначе, но с тех пор неизвестные лица, отстаивая права угнетенных секс-меньшинств в режиме бесконтактного протеста, регулярно малевали лазоревой краской на сером цементном заду монументального слона название исторической газетной статьи, переиначенное с откровенным намеком: «Гомосексуализму — boy!». Срамную надпись закрашивали, но она появлялась вновь, и, когда неровный слой краски над слоновьим хвостиком стал напоминать целлюлитный бугор, в сквере организовали своеобразный пост: некая спортивная фирма, понукаемая властями, соорудила обочь слона баскетбольную площадку. Здоровенные парни, похожие одновременно на жирафов и на бизонов, сбрасывали собственное сексуальное напряжение энергичной групповухой с баскетбольным мячом и заодно поглядывали, не появится ли в сквере один-другой «голубчик». С подозрительными типами проводилась воспитательная работа типа «мордобой».