— Простите, господа, не имею привычки подслушивать чужие разговоры, но вас только глухой не услышит, да и разговор у вас, насколько я понял, обо мне идет, — недобро усмехнулся Шеховской, подходя к столу. — Позвольте представиться: князь Шеховской, Павел Николаевич. А Вы, как мне сказали, господин Вирановский?
— Так и есть, Михаил Алексеевич Вирановский, — без особого успеха попытался подняться Михаил, — Так это Вы, что ли, тот самый столичный князь будете? — обратился он к Павлу, поскольку хмель придал смелости его обычно трусоватой натуре.
— Именно я, — холодно ответил Шеховской.
— Тогда, Ваше сиятельство, хочу поставить Вас в известность, что собираюсь просить руки Анны Николаевны, и потому Ваше присутствие подле нее более чем неуместно, — наконец-то встав и чуть покачиваясь, не без апломба заявил Михаил.
— Вынужден Вас огорчить, милостивый государь: сие никак не возможно, — прищурился Павел. — Дама, известная Вам под именем Анны Николаевны Закревской, на самом деле является княгиней Юлией Львовной Шеховской, моей законной супругой, а "щенок нагулянный", как Вы изволили выразиться — мой сын и наследник. Ежели мои слова вызывают у Вас сомнения, готов разрешить их в любом удобном для Вас месте и в любое время. Надеюсь, я ясно выразился?
— Более чем, Ваше сиятельство, — пробормотал не ожидавший подобной отповеди Михаил и плюхнулся на стул.
— Потому попрошу Вас никогда более не приближаться к ней, — улыбнулся недоброй улыбкой Павел. — Если, конечно, Вам дорога Ваша жизнь.
Чуть кивнув опешившему Вирановскому и его компании, Шеховской вышел из зала. Он понимал, что не следовало говорить этого Вирановскому, но не смог сдержать рвущейся наружу ярости. Не в его правилах было угрожать нетрезвому человеку, но и смолчать, когда имя любимой женщины было упомянуто в подобном разговоре, не было сил, хотя он понимал, что Михаил был пьян, и будь он трезв, наверняка не позволил бы себе ничего подобного. Поймав себя на этой мысли, Павел вздохнул. Кого он пытался обмануть, когда предлагал ей остаться в Закревском? Неужели сможет вновь расстаться с ней, когда от одного вида ее перехватывает дыхание, когда сердце сжимается от сладкой боли при одном ее взгляде? Разве сможет он уехать, если по истечении трех дней она не появится в Полтаве? Как жить без нее, зная, что она жива, что у него растет сын, который никогда не узнает, кто его отец, ибо разве сможет он забрать дитя у матери, как бы зол он на нее ни был? Да и после его неосторожного заявления Вирановскому он, по сути, не оставил пути для отступления ни себе, ни ей. Гнев и ярость всегда были плохими советчиками, — покачал он головой, выходя из ресторации. — Но, может, это и к лучшему: мосты сожжены, пути назад нет, и какое бы решение ни приняла Жюли, отныне это более не имеет значения.
Вернувшись к себе в номер, Павел велел Прохору собрать вещи и утром быть готовым к отъезду.
— Куда на сей раз, Ваше сиятельство? — поинтересовался денщик.
— Обратно в Закревское — бросил Поль, располагаясь за небольшим письменным столом.
Уж коли решение принято, настало время сообщить родным, куда и зачем он уехал и с кем намерен вернуться. Написав письмо отцу, Павел запечатал воском конверт и протянул его Прохору:
— Утром снесешь на почтовую станцию.
— Надумали, стало быть, барин! — улыбнулся Прохор.
— Времени на раздумья у меня было предостаточно. Четыре дня только тем и занимаюсь, что думаю, — неохотно ответил Павел. — Как ни крути, нет здесь другого решения, да и быть не может: Юлия Львовна жена мне венчаная перед Богом и перед людьми, Ники мой сын.
— Верно говорите, Павел Николаевич, — отозвался Прохор, вынимая из шкафа вещи, чтобы вновь уложить багаж. — Все верно! Жена должна быть подле мужа своего.
— Да захочет ли? — тихо вздохнул Павел.
На следующий день после полудня дорожный экипаж Шеховских въехал в ворота усадьбы в Закревском. Не дожидаясь, когда возница откроет дверцу экипажа, Павел выбрался на улицу и, осмотревшись, быстро поднялся по ступеням. Что я скажу ей? — входя в двери, думал он. — А коли спросит, зачем вернулся?
— Барыня, — заглянула в будуар к Жюли взволнованная Наталья, — там Павел Николаевич приехали.
— Скажи, что я велела его сиятельство в малый салон проводить, — поднялась с кресла Жюли, поправляя перед зеркалом косынку-"шантильи", прикрывавшую довольно скромное декольте траурного шёлкового платья.
Оглядев свое отражение в зеркале, Юленька с бьющимся сердцем спустилась на первый этаж. С чем он пожаловал? Неужели передумал? — едва не задохнулась она от одной этой мысли.
Собравшись с силами, она решительно распахнула обе створки и ступила в небольшую уютную комнату.
— Добрый день, Павел Николаевич, — обратилась она к Шеховскому, рассматривающему картины на противоположной стене.
— Юлия Львовна, — обернулся Павел, — прошу простить меня за вторжение.
— Вам не за что извиняться, — сделав несколько шагов ему навстречу, заметила Жюли. — Двери этого дома всегда будут открыты для Вас.