— Говорите же, я слушаю Вас, — обратился к нему хозяин, видя, что тот не решается начать разговор.
— Даже не знаю с чего начать…
— Тогда начните с начала, — усмехнулся Дмитрий Гаврилович, гадая, что могло привести к нему такого человека как Шеховской.
— Не знаю, помните Вы или нет, — заговорил князь, — но пять лет назад пропала супруга моего сына, княгиня Юлия Львовна Шеховская.
— Слышал об этом, — кивнул головой Бибиков, — вроде бы ее тело нашли год спустя в Финском заливе.
— В том-то все и дело, что женщина, которую я сам лично опознал как свою belle-soeur (невестка), как оказалась, была вовсе не княгиней Шеховской, а настоящая княгиня Шеховская жива и здорова и вчера вечером приехала с моим сыном в столицу.
Бибиков нахмурился:
— То есть Вы утверждаете, что Юлия Львовна, супруга Вашего сына, жива?
— Совершенно верно. Меня тогда ввело в заблуждение колье, которое было найдено при покойной. Тело почти год пролежало в воде, сами понимаете, там мало что осталось для опознания, а вот колье было весьма приметным.
Дмитрий Гаврилович задумался. Конечно, прошло уже пять лет, но дело это было довольно громким и в свое время наделало немало шуму. Однако что-то в словах князя Шеховского заставило его насторожиться.
— Если мне не изменяет память, супруга Вашего сына была похищена неким субъектом по фамилии Поплавский, и во время следствия он сознался в содеяном. — издалека начал Бибиков, не в силах сдержать своего любопытства после столь неожиданного сообщения. Кто бы мог подумать, что княгиня осталась жива? И где, интересно, она пропадала все эти годы? — Разве он был осужден не за убийство княгини Шеховской?
Однако Николай Матвеевич оказался достойным соперником.
— Не совсем так, — медленно заговорил он, видя старательно скрываемый интерес министра и решив сделать все возможное для того, чтобы репутация его сына не пострадала, — похищение Юлии Львовны было предпринято Поплавским с тем, чтобы скрыть правду об убийстве mademoiselle Ла Фонтейн. Во время этого похищения и было утеряно колье княгини, что обнаружили потом на той несчастной, чье тело нашли в Финском заливе. Следствие установило, что в действительности mademoiselle Ла Фонтейн убил Поплавский, хотя ранее, если помните, на основании показаний того же Поплавского в том пытались обвинить моего сына. А поскольку тело моей belle-soeur так и не было найдено, то осужден он был именно за убийство mademoiselle Ла Фонтейн.
— Да, да, припоминаю, — закивал головой Бибиков. — Но что же все-таки случилось с Вашей belle-soeur? — удивленно воскликнул Бибиков.
— Сие есть дела семейные! — развел руками Николай Матвеевич. — Я ведь уже говорил Вам, что дело весьма деликатное, и мне доподлинно неизвестно о том, что на самом деле произошло между Полем и его женой. Однако в свое время именно свидетельство будущей княгини спасло моего сына от обвинения в убийстве, а теперь он попросил меня посодействовать в восстановлении ее в правах так, чтобы по возможности избавить семью от досужего любопытства. С этим я и пришел к Вам, Ваше высокопревосходительство.
Продолжать расспросы после этих слов князя было невозможно, поскольку это было бы расценено как то самое досужее любопытство, которого так стремились избежать Шеховские, и после некоторого молчания Дмитрий Гаврилович заговорил самым официальным тоном:
— Как я понимаю, Вы хотите уладить формальности с документами?
— Совершенно верно.
— Ну что ж, в этом, пожалуй, я смогу Вам помочь. Вашего, князь, личного свидетельства о том, что Юлия Львовна жива, достаточно для того, чтобы признать недействительными документы о ее смерти, но вот как общество примет сию новость? Боюсь, что скандал неизбежен! — покачал головой Бибиков.
Николай Матвеевич возвел очи к потолку, всем своим видом демонстрируя, что не одобряет сего.
Однако сему скандалу разразиться было не суждено: восемнадцатого февраля, спустя всего неделю после приезда молодой четы Шеховских в столицу, в Зимнем дворце после непродолжительной болезни скоропостижно скончался государь-император Николай Павлович. Новость сия затмила собой все. Петербург погрузился в траур, отменены были все увеселения. Поговаривали, что государь умер неестественной смертью, что, не вынеся позора от еще одного поражения русской армии в ходе Крымской войны, император покончил с собой. Как бы то ни было, появление воскресшей княгини Шеховской не вызвало ожидаемого ажиотажа и не стало сенсацией сезона. К тому же с легкой руки четы Горчаковых, напомнивших всему свету, как безутешен был князь Павел Николаевич после известия о мнимой смерти его супруги, Шеховскому готовы были простить все его прегрешения, которые молва успела приписать ему.
После того, как Юленьку официально восстановили во всех правах, как княгиню Шеховскую и наследницу графа Закревского, Поль сам предложил уехать подальше от столицы, в Закревское. Впервые он сказал о том за ужином в кругу семьи, где из гостей был только Горчаков.