Не будь он промокшим насквозь, и то неизвестно, дошел бы он вокруг холмов до Менегрота — хотя его точно станут искать. Но теперь…
— Кто позвал тебя под водой? — спросил он у Правого Щенка.
Тот так и застыл на месте, вспоминая. Расплылся в радостной улыбке.
— Это сестра! Она там! — и показал рукой вниз по течению.
— Далеко?
— Не знаю. Кажется, не очень!
— Надеюсь, она ближе Менегрота, — Холод забирался в тело все глубже, и пусть бежать он не мог, но стоять на месте всяко было нельзя. — Мокрыми мы до Менегрота по лесу не дойдем.
— А что будем делать?
— Мы пойдем к нашей сестре?
— Пойдем туда, куда ближе, — сказал Келегорм, невесело усмехнувшись. Проклятый Дориат. Проклятая река.
Ничего не сбывается. Ничего.
«Старший, если ты меня слышишь — прости. Я невероятный дурак…»
Для согревания он вместо бега жестоко выкрутил свои плащ и кафтан, насколько позволила боль. Шерсть согреет кое-как даже мокрая, а если идти без остановки — постепенно просохнет на ходу.
Одевшись, они двинулись вдоль реки под шум вернувшегося переката — Келегорм тяжёлым шагом, щенята бегом, наворачивая круги возле него. Под снегом здесь пряталась хорошая, прочная тропа — и если по ней кто-то и проходил, то следы надежно спрятались. А там, где их чуть не утопили, осталось воды едва выше колена. Детёныши тоже заметили и продолжали трещать на бегу:
— Ничего себе, как река тогда сердилась! Поднялась до самой травы!
— Турко, это на тебя, что ты с черными пришел?
— Зачем ты вообще с ними дружишь?
— Все как госпожа Мелиан говорила…
— Река сердилась на чужих.
— А почему же она их у дворца не задержала?
— Там же мост! Они в воду не входили. И примчались очень быстро…
— Вы видели Мелиан? — зачем-то спросил Келегорм. Болтовня детенышей немного отвлекала его от боли и холода.
— Видели, когда только приехали. Она была такая красивая, словно бабушка, только очень грустная, почти погасшая.
— Мы все сразу к ней пошли, как приехали, даже не умылись с дороги! Она в большом зале сидела, говорят, вовсе с места не сходила, пока мы не появились.
— И она нас обнимала и немного плакала. И называла нас всех «мои дети», даже папу, хотя она же не наша мама.
— А бабушкина.
— И сказала, что уходит, и ее сил почти не осталось, но все что есть, она оставит в Дориате, чтобы он нас немного охранял.
— И что каждый, кто ее дети, сможет позвать, и Дориат откликнется.
— Потом мы ушли спать, она ещё долго говорила с мамой и папой. Вроде бы про то, что все ее дети могут делать как она, защищать свою землю от зла, только сильно меньше, чем она.
— А утром ее нигде не было, совсем нигде. И весь большой зал был в опавших листьях. Даже из дворца никто не выходил…
— Тогда почему наш лес нас не защитил? — вдруг спросил Рино грустно. — Даже река чуть не утопила.
Они замолчали и перешли на шаг.
— Лес хотел вас защитить, как умел, — сказал Келегорм. — Скрыть следы. Спрятать под снегом.
— Но мы бы не проснулись, наверное…
— Лес просто глупый, — решил Рэдо. — И река глупая. Турко вошёл в реку, и она его чуяла, а нас нет. И сердилась. А когда мы попали в воду, то перестала.
— Из-за нее мы теперь мм-мокрые, и бегали тут!
— Я устал уже бегать, — пожаловался Рино, тяжело дыша, — а мне ещё холодно!
И оба посмотрели сверху вниз выжидательно — что скажет старший.
— Сейчас немного шагом, потом бегаешь дальше, пока можешь, — щадить мокрых на холоде будет только во вред. — Я понесу вас тогда, когда действительно не сможете идти. А сейчас тебе еще только кажется.
— Откуда ты знаешь? — возмутились щенята на два голоса.
— Меня учили. Одолевать усталость. Отличать ту, которую можно одолеть, от той, которую уже нельзя. Первая усталость всегда громко кричит о себе. Ее нужно перешагнуть, чтобы идти дальше.
— Но разве будет плохо сесть и греть друг друга? — не унимался Рино.
— Плохо. Бег греет надежнее и быстрее.
— Но ты же не бежишь!
— Я не могу сейчас бежать, — ответил он. — Вы за мной не угонитесь. А если я вас пожалею, вы замерзнете. Бегом, живо!
Враньем слова не были, правдой тоже, и щенки это поняли. Но его уже признали за старшего и подчинились, да и холод опять начал их донимать. Теперь они бегали тяжело, через силу, раскрасневшиеся и взлохмаченные — но бегали, не то сообразив, что шагом слишком холодно, не то по-щенячьи поверив вескому слову старшего.
Ветра тут по-прежнему не было. В стороне и позади них свистело в макушках деревьев, но здесь, на коричнево-серебристом берегу черной реки, не колыхалась ни одна ветка, ни травинка, торчащая сквозь снег, не вздрагивала даже. Это поистине спасало. На давешнем ветру продержаться мокрым тяжело было бы и здоровому воину, не говоря уж о мелких.
Финдарато рисовал бы это тонким углем по бумаге цвета облачного неба…
«Нет, — сказал двоюродный брат Финдарато из его памяти, — сперва я принес бы тебе сухой плащ».
«Вот я и спятил вовсе», — ухмыльнулся Келегорм.
«Или наоборот».
«Уже плевать. Среди своих и голову сложить веселее».
«Прежде я бы тебя не дозвался».
«Зачем я тебе, после прошлого?»
«Лучше подумай, зачем тебе я».
«Брат, я сомневаюсь, что готов услышать ответ…»