Звезда на излом (СИ)

Потому что Сильмариля не было нигде в трижды распроклятом норном дворце, перерытом сверху донизу два раза. Кровь серых пролилась напрасно. Куруфин Искусник погиб напрасно.

— Уже приводил, — сказал совсем молодой воин с вызовом.

— Без приказа? — слегка удивился Старший. Он знал, какой злобой пылал Келегорм, готовясь к этой драке, и как заразил ею всех приближенных, особенно вот таких юнцов, выросших в крепостях, привычных воевать и убивать. Так разве что смертные заражались некоторыми болезнями — вот один слег с жаром, а через два-три дня в жару мечется вся семья.

— Без приказа! — сказал тот упрямо.

— Почему? — спросил Руссандол с тусклым интересом.

— Я так старался все делать правильно, хотел угодить ему…

— Это не одно и тоже, — удивился Старший еще больше.

— Оказалось, я полный болван и сволочь.

— Тьелкормо сказал?

— Не совсем, но по смыслу так. Я выгнал тех мальчишек из дворца подальше, чтобы кано руки о детей не пачкал…

— Так, — сказал Руссандол, чуя неладное.

— И остался на воротах с Амбарусса, потому что серые как раз насели. Отбились. Тут прибегает кано, весь дыбом, спрашивает, где эти мелкие. Я ему сказал, где и почему. Он накричал, мне чуть голову не оторвал и убежал в метель их искать, не знаю, какого рауга они ему сдались…

— Так!

— Кано Амбарусса все слышал и меня потом при всех отчитал так, что я вовсе чуть на месте не сгорел от стыда. И возразить нечего. Потому что дети, и потому что за него решать взялся, и потому что угодить пытался, а вышел со всех сторон полная свинья, — сказал юнец, полыхая ушами.

— И Турко что-то совсем дурак, и вы все в него! — процедил Руссандол сквозь зубы.

— А потом я вернулся к своим, и услышал, как кано Тьелкормо два раза не добил этого… человечьего сына. Я понял, что вовсе ничего не понимаю. Взял и позвал целителя, чтобы он этого перевязал и подлечил. Если уж кано его в живых оставил после того, как мечтал-мечтал его прибить… В общем, пусть кано мне сам голову оторвет, если что.

Руссандол сгреб наглеца за ворот, приподнял, посмотрел ему в честные и глупые глаза. Плюнул в сторону и уронил обратно. А потом застыл, глядя в стену и сквозь нее, потому что издалека снова хлестнуло холодом по сердцу, и значило это только одно… — Он тебе больше ничего не оторвет, — устало сказал Старший.

Будь оно все проклято, подумал он. Это, наверное, кара ему самому — понимать всех сразу, и этого юного полудурка, и Тьелкормо, кинувшегося сперва очертя голову убивать, а потом также очертя голову спасать. И в чем-то тех, кто его убил, потому что после всего этого не убить верного Феанариони в черной одежде серым было слишком трудно.

Юный дурак так и остался сидеть на полу, по его щекам побежали слезы.

— Это я… я во всем виноват… — пробормотал он.

— Встань! — приказал Руссандол тихим бешеным голосом. — А теперь ты! Именно ты! Берешь с собой старших поумнее! Опросишь разведчиков! И пойдешь искать тело кано Тьелкормо и принесешь ко мне! Исполнять!

Юнца как ветром сдуло прочь из тронного зала.

Руссандол ударил правой, стальной рукой в стену, раз, другой, третий — чудное каменное кружево крошилось и летело во все стороны. Работе Искусника все было нипочем.

Клятва давила, как ошейник шипами внутрь. Он невольно потянулся, чтобы оттянуть этот ошейник и глотнуть немного воздуха, но только черкнул кожаной перчаткой по горлу.

И на мгновение позавидовал Турко.

*

Они нашли своего кано на той же поляне у Эсгалдуина, где его видели в последний раз.

Синдар уложили его не на снег — на ложе из щитов других воинов Первого дома, и укутали в свои серые плащи. В насмешку? Или стараясь согреть еще живого? Кто теперь разберет, что хотели беглецы из разоренного дворца и зачем это сделали?

Усталое спокойствие на бледном бескровном лице кано Тьелкормо показалось Карнетьяро не просто странным — страшным. Он ждал чего угодно — следов битвы, горы изрубленных тел, готов был найти своего безумного кано приколотым сотней стрел к здешним деревьям или поднятым на копья, но только не этого.

Больше десятка других тел в черных кафтанах и красных плащах остались лежать в беспорядке, но нетронутыми, лишь мечи у иных забрали. Беглецы торопились. Своих мертвых товарищей они успели лишь уложить рядом друг с другом, также укрыв одеждами, их оружие тоже исчезло.

И все вокруг запорошил снег, ни единого следа, уходящего с поляны, не осталось.

Но на лице кано Тьелкормо лежали лишь отдельные снежинки.

Карнетьяро через силу подошел ближе. Уже привычно вытер слезы. Пустота внутри была слишком большой, неправильно большой…

Его кано не было здесь. Лишь пустое тело.

Как ему дальше жить, исполнив последний долг перед кано, Карнетьяро не понимал. Кано был… всегда. Многие последние годы он был слишком хмурым и злым, но он был, а теперь нет. Не за кем идти.

Он даже не оторвет своему глупому верному голову. Лучше бы тогда оторвал, право слово. Сейчас он был бы с ним в чертогах Мандоса, и может, кано простил бы дурака.