Звезда на излом (СИ)

Другую лодку несёт свинцовая вода, из нее поднимается младший детёныш рода Лутиэн. Улыбается невесело. У него прорвана одежда на груди, словно пронзенная огромными когтями.

Тьелкормо, не отрывая от него взгляда, входит в воду, и леденящий холод впивается в его ноги.

В одни мгновения Элурин в лодке кажется ребенком, в другие — взрослым…

— Мама, — шепчет он. — Не бойся. Ты не будешь одна. Я это знаю.

Но юная эльдэ смотрит только вслед мужу, и лодку Элурина увлекает за собой мертвая вода. Тьелкормо, одолевая ее хватку, вступает навстречу ей глубже в реку. По пояс.

— Элурин… — говорит он через силу.

Водоросли намертво оплетают его ноги, каменеющие от мертвенного холода реки.

Элурин оборачивается. Изумление, гнев, боль сменяют друг друга на его лице.

— Ты?! — кричит он, и лодка его качается так, что едва не черпает бортом воду.

Никто из плывущих здесь людей не слышит его.

— Зачем? — Элурин почти свешивается за борт. — Зачем, Турко? Зачем пришел за нами?

Губы уже едва шевелятся, как на ледяном ветру.

— Я сволочь, — с трудом выговаривает Тьелкормо. — Я просто хотел, чтобы вы жили. Со мной… или без меня.

Элурин вздрагивает, распахивая глаза. Вода несёт его мимо… Он протягивает руку, на мгновение дотягиваясь до ледяной ладони Тьелкормо и становясь шестилетним Рэдо.

— Элуред жив, — шепчет он. — У меня дети…

И течение насовсем увлекает прочь старшего щенка рода Лутиэн. Туда, где вдалеке шумит перекат, и туман заслонил течение реки.

А другие лодки все также идут мимо, неся десятки воинов атани в опаленных, изрубленных доспехах.

Закрыв глаза, Тьелкормо рванулся вперёд, за ним, не думая больше ни о чем… Чья-то рука ухватила его за шиворот и выволокла на берег, как сам Тьелкормо тащил бы увязшего в болоте пса.

— Велик соблазн спросить, не спятил ли ты, — заметил этот кто-то.

— Ты уже спросил, — Тьелкормо чувствовал под лопатками скалу, и она казалась нагретой после немыслимого холода реки. — Может быть. Не думал об этом.

Над ним сидел… человек? Седой, но ещё не слишком старый, в длинной серой накидке.

— Перемена судьбы не улучшила бы ничего, даже будь она возможна, — заметил он.

— Хуан здесь? — Вырвалось у Феанариона.

— Ты цел даже без него.

— Тебя трудно узнать, — сказал Тьелкормо после молчания.

— Если я выгляжу бОльшим, чем человек, люди нередко пугаются либо ведут себя подобострастно. Мне сложно понять, почему.

— Потому что выглядящий большим, чем человек или эльда, наверняка служит Морготу. Вряд ли я первый это говорю тебе.

— Не первый, и вероятно, такова действительность. Я рад, что ты очнулся сам, Тьелкормо.

— Не совсем, — он не чувствовал себя призраком сейчас, и был рад. Скала под его спиной твердела настоящим камнем, остатки холода в теле помогали радоваться теплу.

— Они меняют мир. Они меняют нас. Даже здесь.

— Хуан здесь? — повторил вопрос Тьелкормо. — Или уже нет?

— Я не могу обещать, что он будет рад тебе, — Намо очень по-человечески пожал плечами.

— Я искал его… Непрерывно.

— Сперва пришлось найти самого себя.

— Меня это не радует, — вытолкнул Тьелкормо сквозь зубы.

Насколько именно он не радовал себя, даже сказать было трудно, подобрать не бранные слова вышло бы сложнее, чем найти одну нужную белку в целом Оссирианде.

— Меня радует, — сказал Намо просто.

Тьелкормо представил, как выглядела его беготня по кругу со стороны, и от ругани все же не удержался.

— Почему ты решил, что я должен смеяться над тобой? — спросил Намо с неподдельным удивлением.

— У тебя нет причин нас любить, — фыркнул Тьелкормо.

— У меня нет причин вас не любить, — Намо покачал головой.

Тьелкормо нетерпеливо поднялся. Мир был плотным, настоящим, но замкнутым. Светящееся вечерним светом небо без солнца; лес и скалы, замыкающие пространство…

— Я могу назвать не меньше трех.

— Это беды, а не причины.

— Если судья Намо не примется судить меня прямо сейчас, — сказал Тьелкормо, — и не прикует за руку к ближней скале, я отправляюсь искать Хуана. Будет он мне рад или нет, пусть скажет сам.

— Невежа ты, Тьелкормо. Сравнение с Мэлко я вряд ли заслужил.

— У меня не выходит быть благодарным за вытаскивание из реки. Оставил бы лучше там торчать статуей.

— Я не желаю тебе такого. И ни один из тех, кто любит и ждёт тебя, не пожелают.

Много ли таких, чуть не сказал Тьелкормо.

Да какая разница, чуть не сказал он.

Да тебе-то что, чуть не сказал он.

Промолчал.

Отвернулся и пустился прочь почти бегом.

Осязаемый мир расплывался с каждым шагом, словно Намо утверждал его вокруг себя, и теперь Тьелкормо покинул этот круг. Три шага, пять, десять… И вот он скользит в переплетении сумрачных залов и светотеней.

Как искать здесь дорогу? Здесь, где нет ни следа, ни запаха? Есть только память, смутные очертания себя и…

Память.

Все, кто есть, всё, что есть. Он не думает об отце, он не думает о Курво, это еще слишком больно. Он думает о том, кто шел рядом почти всю его жизнь, и даже после своей смерти. Кого взял на руки мохнатым колобком. Того, кто ушел и не обернулся, пока не пришел срок сразиться за его душу…