Для Вадима Кравченко конец недели ознаменовался тесным общением с собственным боссом. Двое суток подряд отважный телохранитель дежурил в офисе на Кутузовском проспекте.
Дежурство в пятницу, 13 марта, к счастью, оказалось чистейшей фикцией. Работодатель Кравченко, Василий Васильевич Чугунов, приехав в офис к восьми часам утра, закрылся в кабинете и завалился на кожаный диван — почивать. Кравченко, принявший вахту от своего напарника, узнал, что Чучело в компании собственных охранников всю ночь гудело в загородном ресторане «У святых мощей», что на Киевском шоссе. Домой Чугунов отбыл лишь под утро и во избежание скандала со старой женой (он вернулся к подруге своей юности после двух неудачных женитьб на секретаршах и двух разводов) отправился кемарить на работу.
Кравченко сообщили и то, что «У святых мощей» в самый разгар застолья Чугунова скрутил приступ желудочных колик, который он с успехом излечил старым испытанным средством — двойной перцовой.
— Ты все-таки вызови ему врача, Вадим, — посоветовал охранник, сдававший дежурство. — Звякни Науму Борисычу, пусть приедет, посмотрит его.
— Наум Борисыч совершенно справедливо скажет, что ему надо завязывать с перцовкой. А это его выводит из душевного равновесия. Только хуже сделаем, — зевнул Кравченко. — У нас активированный уголь в аптечке найдется? Посмотри и принеси мне, я ему скормлю пачку, как очухается.
Однако скармливание лекарства произошло не скоро. В половине третьего Василий Васильевич Чугунов, упитанный краснощекий пятидесятипятилетний живчик, опухший, помятый, небритый, с неприятно ноющим желудком, жирно блестящей лысиной и колокольно гудящими мозгами, все еще сидел в одной сорочке и теплых трикотажных финских подштанниках на диване в кабинете и рассматривал на свет мутную жидкость, налитую в бокал для коктейля.
— Зель-цер.., ак-к-ква... — прочел он по складам название на яркой коробочке, зажатой в руке. — Вот тебе и ква... Вадь, это с опохмелкой, что ли?
Вадим Кравченко — в отличном темном костюме, белейшей рубашке, при галстуке — стоял перед ним в почтительной позе и держал пачку черных таблеток в целлофановой упаковке.
— Примите лучше это, Василь Василич. Активат. Все неприятности — как рукой.
— Ну, давай. — Чугунов выплеснул «зельцер» прямо на ковер. — Сюда бы минералочки, запить Хотя нет. Как выпью — газы меня мучат. Так и прут, так и прут. Словно шар раздуваюсь. Скажи там Веронике, чтоб чайку принесла, что ли. Чайку... Да... — Он вздохнул. — А вчера душевно мы посидели, Вадь, душевно. Серафименко под конец три ящика пива привез — ему самолетом прям из Баварии... К рачкам благодать — пивцо... Только я того, как водопровод с пива делаюсь. Так и бегаю, так и бегаю, хоть штаны не застегивай.
Кравченко с невозмутимым видом нажал кнопку связи и заказал секретарше чай для шефа.
— Я вот в газете читал, у немцев какие-то приспособления придуманы бумажные — трубочки с воронкой. Ну, чтоб с пива-то того... — Чугунов усмехнулся, поскреб лысину. — Куда их только надевают-то? На толчок, што ль? — Он визгливо засмеялся. — Ну, ладно. Корней не звонил?
— Нет, — ответил Кравченко. (Корней Корнеевич Миклошенко был деловым компаньоном Чугунова.) — От старый хрен! Орал тут на меня, ногами топал — дела, мол, я на самотек пустил, лодырничаю! А сам третий день — ни слуху ни духу, — вознегодовал Чугунов. — Ты накажи Веронике там, Потапову, Смирнову, чтоб нашли его хоть под землей. На все кнопки пусть жмут. Телефоны там свои, радио, факсы — всю эту заразу пусть на полную катушку заводят, но чтоб Корней у меня к завтрему был на связи.
— Завтра, Василь Василич, — вежливо поправил Кравченко, — завтра — суббота, он в Жаворонки уедет, как обычно, там его найти просто.