Звезда на одну роль

— А, да, правильно. Ты меня поправляй, Вадь, следи. Ты человек культурный, интеллигентный, языкам обучен. Следи, а то я по простецкой своей привычке строительной каб не ляпнул чего так. — Чугунов проглотил пять таблеток активата и запил принесенным пышнотелой томной секретаршей чаем. — А то эти столичные господа, все эти Герминские, Боровские там, ведь образованные, нос от меня воротят. Гнушаются — рылом, мол, ты, Чугунов, не вышел с нами дела вести. А того, что я всю эту шишголь продам, куплю и снова продам, но уже дороже, не понимают. Эх, Вадя! — Чугунов мечтательно вздохнул. — Годика этак через два все эти московские морды вот где у меня будут! — Он поднял волосатый кулак. — Вот где! Хвостом будут вилять, в глаза смотреть. Бензин-то мой, Вадя, а бензин — это кровь. Москва ваша задрипанная без моего бензина дня не протянет. Все они мне дадут — и кредиты, и хрендиты, да еще спасибо скажут, что взял. Эхма! Да садись ты, чего стоишь? Садись! Я тебя люблю — ты парень хороший, честный. Я в людях толк понимаю — имею талант, так сказать. Вот и в тебе я кое-что понимаю. Потому и жизнь свою тебе доверил. За спину твою, Вадь, прячусь. А что делать-то, а? Жизнь такая, паскуда, жизнь волчья, сынок. Но я от тебя, а ты от меня интерес имеешь. Держись меня, Вадя, не прогадаешь. Годика через два любую дверь в Москве ногой открывать будешь, потому что будут знать: это человек Чугунова, его правая рука.

— Врача вам вызвать? — осведомился Кравченко. — Я с Наумом Борисычем связался, он ждет.

— На хрен его! Я ничего, в порядке, только ослаб маленько да заспался. Третий час уж, нет, четвертый. Щас, пожалуй, домой поеду. — Чугунов, сопя, начал натягивать брюки. — Супруга-то не звонила?

— Я ей сам утром звонил, передал, что у вас все нормально.

— Орала?

— Нет, всхлипывала.

— Эх, старушка! — Чугунов покачал головой. — Тираню я ее, с сердцем своим никак совладать не могу, скотина. Темперамент у меня еще того! Но старая жена, Вадя, как одеяло ватное: прикроет, укроет, согреет. У молодых этого нет — участия там, тепла. Вот женишься — поймешь. Гнездо, словом.., да... Зашиться она меня все склоняет.

Кравченко невозмутимо пожал плечами.

— Это мысль.

— Да что я, алкаш, что ль? — обиделся Чугунов. — Вот захочу и брошу. Ее ведь куда, ампулу-то эту, в зад зашивают?

— Точно.

— А сидеть как же?

— Она сидеть не мешает. — Кравченко усмехнулся.

— Ишь ты, не мешает! — Чугунов обул ботинки, потопал каблуком в ковер. — Эх, Вадя, мне бы твои годы, твою голову ясную, выносливость твою. Это в конторе тебя так натаскали, что ты ведро выпьешь — и только побледнеешь? У вас там методы, что ль, были специальные?

— Так точно.

— Гипноз?

— Он самый, Василь Василич, только это по молодости надо привыкать. Пока сердце — как часы.

— Эхма, ну ладно. Вызови-ка там машину. Домой, домой на «Мерседесах». — Чугунов напяливал пиджак. — Про субботу что ты там говорил?

Кравченко связался по радиотелефону с чугуновским шофером, вызвал машину.

— Место есть одно любопытное, — ответил он. — Несуетно, тихо, забавно. Вечерок можно с пользой скоротать. И неординарно вроде. Этакий маленький столичный «свет». (Он знал, что слова «свет», «светский» неотразимо действуют на провинциала Чугунова, и поэтому употреблял их и к месту, и так просто.) — Тусовка, что ль? Стар я, Вадь, тусоваться.

— А к байкерам ехать на прошлой неделе хотели, водкой их поить ради рекламы? Чугунов засмеялся.

— Так ты ж меня и отговорил: какие, мол, байкеры в марте месяце? У них и мотоциклы небось еще в гаражах. А этот, ну, как его, ну, знаешь, о ком я, ездил ведь. Популярность себе зарабатывает. Бог с ним, простота. Я-то ведь — не он, Вадя. Я — Василий Чугунов. Мне дешевка не к лицу. Я вот водку хочу своего имени выпустить. Пусть работяги пьют мою чугуновочку, меня добрым словом поминают.

— Насчет вечера-то как? — напомнил Кравченко.

— А хрен с ним, поедем, поглядим, что там за моды, что тебе так понравилось. Я все новое люблю. До нового я жаден, Вадя. Бабы-то мясистые, говоришь?

— Рук не хватит обнять.

— Моих хватит, — ответил Чугунов, причесывая редкие волоски на лысине. — У меня темперамент ого-го! Бензин — материал горючий и быстро воспламеняющийся. Я еще, если стариной тряхнуть, и ребеночка смогу того.., наследничка, да... Ну ладно, машина-то пришла? Тогда поехал я. Ты, Вадь, сведи меня к машине и гуляй до субботы. Меня щас старушка моя прорабатывать начнет, нечего тебе наш лай слушать. А в субботу заедешь вечерком и у Семенова меня примешь.

— Все сделаю, — заверил Кравченко. Он улыбнулся: уговорить Чучело посетить «Ботанический Сад Души» оказалось делом весьма несложным.

«Этак он действительно сопьется вконец, — думал Вадим, конвоируя босса к машине. — От дел он стал отлынивать, все налево глядит. Попрут они его, компаньоны эти. А впрочем, черт с ним. Таких сейчас навалом. Этот разорится — наймемся к другому».

* * *