Звезда Парижа

— Я ничего другого никогда не знала, вокруг меня все всегда имели внебрачные связи. Моя мать до сих пор имеет молодых любовников, еще пять лет назад она была любовницей Талейрана. Он сам, несмотря на то, что когда-то давал обет безбрачия как священник, всегда имел связи с женами своих друзей, и они рожали ему детей. Я знаю его сына Эжена Делакруа — он сейчас начинающий художник, другой его сын Шарль де Флао — блестящий офицер. Княгиня, жена дяди, во времена директории носила имя мадам Гранд и была одной из самых знаменитых и дорогих куртизанок, он открыто жил с ней несколько лет, пока Наполеон не заставил Талейрана на ней жениться, поскольку иностранные государи выражали неудовольствие аморальным поведением министра внешних сношений Франции. Тогда же князь удочерил и Шарлотту, которая считается бедной сиротой, а на самом деле это его дочь от мадам Гранд. Что мне со всем этим делать? Я хотела бы жить простой жизнью, где все ясно, но, видимо, мне это не суждено.

— Боже мой, я — провинциальная девушка, и ни с чем подобным не сталкивалась, — призналась Елена. — Вокруг меня все всегда было просто: матушка любила отца, а он — ее, и у родственников наших, как мне кажется, все было так же просто. Хотя, может быть, нам с сестрами просто некому было об этом рассказать. Ведь родители умерли, когда мы были совсем маленькими, потом умерла бабушка, которая взяла нас к себе, а два года назад погиб Алексей. Теперь я только молюсь, чтобы сестры и тетушка были живы.

— Надейся на лучшее, и оно к тебе придет, — посоветовала Доротея и улыбнулась. — Я стараюсь отгонять мысли о плохом и считаю, что плохое тоже обойдет меня стороной. Но, дорогая, мне нужно ехать, еще несколько дней постарайся никуда не выходить, пока не попадешь к королю. Нужно полностью исключить любую возможность встречи с графом Василевским, да и с бароном тоже. Как только Талейран добудет приглашение, я тебе сообщу.

Доротея попрощалась и уехала, оставив Елену размышлять над вопросом, как же ей теперь поступить с графом Василевским и их прошлыми отношениями.

Когда коляска графини отъезжала от крыльца дома подруги, де Виларден, развалившись, полулежал на диване в помпезной гостиной на улице Савой. Франсуаза сидела напротив и докладывала партнеру о том, что узнала про молодую маркизу:

— Вы оказались правы, эта девушка — действительно племянница моего зятя. Она вышла замуж за вашего кузена, чему имеется множество свидетелей. Но самое главное, что свидетелем на свадьбе был маршал Ней, он же заверил завещание маркиза и является его душеприказчиком. Поскольку маршал Ней предложил свои услуги новой короне, и теперь он — один из самых влиятельных людей при дворе, оспорить сам брак вам будет невозможно. Остается только сравнивать даты свадьбы и дня рождения девочки. Но любой врач вам скажет, что если ребенок родился через семь месяцев после свадьбы, то никто не возьмется оспорить законность его появления на свет.

Франсуаза замолчала, ожидая реакции гостя. Барон поморщился и заметил:

— Я предложил этой русской мирное решение проблемы. Она отказалась. Не будем терять времени. Начинаем действовать. Нужно подкупить слуг в доме и следить за каждым шагом маркизы. Как только появится возможность, нужно сразу же забрать ребенка.

— Хорошо, слуги в доме — моя задача, — пообещала мадам де Обри. — А вы пока езжайте к королю. Чем черт не шутит, может быть, он вспомнит вашу старую дружбу?

Женщина двусмысленно улыбнулась и встала, провожая гостя. Она поглядела вслед отъезжающей коляске барона и пошла в комнату дочери. Мари-Элен уютно устроилась на маленькой кушетке с высокой спинкой, введенной в моду знаменитой светской львицей мадам Рекамье. Светло-розовое муслиновое платье с мелкими оборками на лифе очень шло Мари-Элен, оттеняя черные глаза и делая ее моложе. В руке дочь держала книгу.

Чувство гордости шевельнулось в душе баронессы при взгляде на свою малышку. И как всегда в такие моменты, она мысленно обратилась к своему покойному любовнику, призывая посмотреть, что получилось из маленькой девочки, от которой он так высокомерно отказался. Сейчас Мари-Элен занимала в доме матери ту спальню, в которой ее когда-то зачали родители. Франсуаза никогда не говорила об этом с дочерью, но, купив дом, принадлежавший ранее отцу своего вероломного любовника, она злорадно отвела дочери именно ту спальню, где молодой сын графа де Гренвиля обесчестил молоденькую горничную и где потом полная надежд наивная влюбившаяся девушка отдавалась своему прекрасному возлюбленному.