Звезда печали и любви

— Не забудь меня на свадьбу пригласить, — неожиданно раздался голов Давыдова.

— Если останемся живы, обязательно приглашу.

Олег мечтательно улыбнулся. Он представил Иру в свадебном наряде. Она была необыкновенно красива. Рядом с ней увидел мать. Та, улыбаясь, ласково смотрела на него… Олег встряхнул головой. Он слышал, что перед смертью, как наяву, проходит вся жизнь. «Нет! — тихо прошептал он. — Я не хочу умирать!»

— Ты что-то сказал? — спросил Давыдов.

— Это я сам с собой.

— Олег, если останешься жив, прошу тебя не по службе, а по дружбе. Поезжай к моей жене и скажи, что я ее люблю. Поедешь?

— Нет, так не поеду. Я к тебе в гости приеду и ты в моем присутствии об этом ей скажешь. Договорились?

— Не успокаивай меня. Я знаю, что говорю. Веронике нравилось, когда я произносил эти слова, и она сама часто просила, чтобы я признавался ей в любви. Вот об этом и скажешь ей.

— Я вас, товарищ старший лейтенант, прекрасно понял. Но лучше вас никто эти слова ей не скажет. Я все забываю спросить, когда же вы станете отцом?

— Не знаю. По подсчетам жены, она ждет ребенка где-то в середине января или в конце.

— А кого вы бы хотели, девочку или мальчика?

— Честно говоря, для меня что девочка, что мальчик — одинаково, а жена хочет сына.

— Раз она этого хочет, значит, сын будет. Как вы его назовете?

— Если жив останусь, назову твоим именем.

— Спасибо. С меня причитается.

Они замолчали. Стало тихо. Только слышно было, как тяжело и прерывисто дышал Давыдов.

— А я зря в армию пошел, — неожиданно произнес Снегирев.

— А что, в армию по желанию призывают? — подколол Давыдов.

— У меня была возможность от армии увильнуть. Я на тракторе работал, а у нашего председателя колхоза его однокашник — начальник райвоенкомата. Когда мне пришла повестка, председатель пришел к нам домой и говорит родителям, мол, давайте я вашего сына от армии освобожу, а то на тракторе некому работать. Мама сразу согласилась, а отец стал на дыбы. Мол, настоящий мужчина должен служить в армии. Да и мне самому хотелось в армию, лишь бы подальше от своего старого трактора. Не успею полгектара вспахать, сразу ломается, а запчастей к нему нет. Летом еще ничего, а зимой плохо. Однажды пальцы чуть не отморозил.

— Правильно сделал, что в армию пошел. Ничего, кроме своего трактора и поля, не увидел бы. Гордись, солдат! Ты выполняешь интернациональный долг! После демобилизации приедешь в свой родной колхоз и все девчата, увидев на твоей груди медаль, в обморок попадают. Тракторист — герой! Тракторист — воин-интернационалист. Здорово звучит! На руках тебя будут носить!

Олег уловил в голосе Давыдова юмор, и на его лице непроизвольно появилась улыбка. Взводный нравился ему. Несмотря на мучившую того боль, он всячески их поддерживал. Он еще больше проникся к нему симпатией, ему даже стало стыдно, что сам он морально не поддерживает Снегирева, и он решил немножко отвлечь самого взводного от мучившей того боли.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите задать один маленький вопросик, — обратился он к Давыдову.

— Обычно, сержант, на маленький вопросик намного сложнее отвечать, чем на самый большой. Лучше задай большой.

— Понял. Вот вы, товарищ старший лейтенант, сказали, что Снегирев выполняет интернациональный долг. Уточните, пожалуйста, что означает «интернациональный долг»? Наш тракторист приедет домой, а у него колхозники спросят: мол, скажи, милок, что это за штука такая «интернациональный долг» и с чем его едят? Да и я что-то недопонимаю про этот самый долг.

Давыдов усмехнулся. Он знал, что сержант прекрасно понимает, о чем спрашивает, просто втягивает его в полемику, чтобы убить время.

— Так, объясняю… Ты, сержант, защищаешь афганский народ, это первое.

— Одну минуточку, товарищ старший лейтенант! Народ, о котором вы говорите, я и в глаза-то не видел, а если и видел, то они на меня волком смотрели. Может, где-то здесь другой народ прячется?

— А тебе зачем народ? Ты — военный. Твое дело воевать.

— Я это знаю, но если я воюю за этот народ, то…

Он замолчал. Давыдов тяжело застонал. Олег увидел, как у того в судороге затряслось тело.

— Воды… — облизывая высохшие губы, протяжно произнес он.

Снегирев взял фляжку, она была пуста. Не было воды и в другой фляжке.

— Товарищ старший лейтенант, воды нет. Фляжки пустые.

— Плохи дела, — Давыдов облизал высохшие губы. — Внутри все горит. Ну давай, договаривай.

— Я, товарищ старший лейтенант, все сказал.

— Хорошо, что тебя не слышит наш замполит. За такие крамольные речи он бы дело на тебя завел. Польше вслух об этом никому не говори.

— А я ничего такого и не говорил.

— Это тебе так кажется. Снегирев, ты еще жив?

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

— Снегирев, а ты знаешь, что у тебя в мозгу есть часовой механизм?

— Никак нет, товарищ старший лейтенант.

— Да ты, оказывается, кроме того, как водить свой подбитый бэтээр, ничего не знаешь. Сержант, а может, ты знаешь?

— Что-то не слыхал про такое.