Звезда перед рассветом

«Милая Любочка!

Мы очень рады были бы видеть тебя и твоих чудесных дочек на именинах нашей драгоценной Аморе, которые мы планируем отпраздновать 28 сентября сего года. Мне кажется, что в нынешнее печальное время всем, особенно детям так нужны праздники! А у нас, как встарь, будет детский праздник с конкурсами и фейерверками. Энни, несмотря на все ее нынешние, и, признаюсь, не очень понятные мне увлечения, согласилась мне помочь. Ах! Бедный Лео так любил, когда дети веселились и резвились вокруг него! Увы, нынче только его душа сможет посетить нас. Но ты приезжай обязательно, мы все очень соскучились по тебе, да ведь и у тебя именины тоже… все наши домочадцы будут иметь чудесную возможность поздравить тебя и подарить наши скромные подарки. Ждем с нетерпением.

Неизменно любящая тебя Мария Габриэловна

– Грунька! – Люша, подобравшись тихонько, сильно стукнула Груню по плечу. Та вскинулась, резко отмахнулась локтем. Люша, опахнутая воздухом от Груниного движения, отскочила, смеясь.

– Вот и дура выходишь! – проворчала Груня, оборачиваясь и откладывая в сторону Агафоновы штаны, к которым пришивала заплатку. – А коли б я тебя зашибла?

– Не-а, я же ловкая, а ты – неуклюжая, как медведица…

– Вот и дура два раза. Медведи, если им надо, – они знаешь какие поворотливые! Вспомни, как мы девчонками были, зверинец в Калугу приезжал, еще твой отец нас возил – так чего они там вытворяли… Я досель помню!

– Да, – кивнула Люша. – Про медведей, ты, пожалуй, права. Хочешь еще дрессированных медведей и других зверей поглядеть и Агафону показать?

– Чего это? – Груня собрала в три толстые складки узкий лоб, взглянула с подозрением.

– А того. Собирайся сама и Агафона собирай – в Москву поедем, к Гвиечелли на детский праздник. Мария Габриэловна зовет.

– Без нас, – предельно лаконически отреагировала Груня.

– С вами, – притопнув ногой, в тон ей сказала Люша. – А будешь кобениться, уговорю Агафона (скажу, что Владимир не поедет и цирк со зверинцем, так он хоть в пекло) и увезу, а ты и знать не будешь.

Капочку, скажи Феклуше, тоже собирайте. А Олю с Кашпареком я сама обрадую.

– Мальчишка с тобой не поедет, – мрачно сказала Груня. – Он с каждым днем дичает. Как бы кусаться не начал… Ольку жалко, извел ее вконец…

– Еще кто кого извел, – усмехнулась Люша. – Кашпарек – не твоя печаль. Агафона собери, да возьми ему и себе чего-нито из господских одежек – как-никак в приличный дом едем, и праздник опять же…

– Не стану.

– Да кто тебя, дубина стоеросовая, спросил?!

* * *

Выехали поутру на своих, целым караваном – карета, бричка и телега, в которой с самым вызывающим видом, вытянув ноги в больших грубых башмаках, сидела на сене Груня. Наряд ее составлял армяк поверх русского сарафана. Толстые косы высоко уложены на голове и покрыты повойником. Агафон в курточке примостился рядом с матерью, крутил круглой головой и время от времени вставал на четвереньки и подпрыгивал от возбуждения.

Поля сжаты. Над стерней носятся стаи черных птиц – ворон и галок. В бледном небе клином тянутся к югу и кричат гуси.

Уже в Алексеевке, когда настало время выходить на платформу, из-под сидения в большом экипаже на четвереньках вылез Владимир. Встал, аккуратно отряхнул колени, поправил воротник матросского костюмчика, нагнулся, вытащил вслед небольшой, перевязанный крест-накрест узелок.

– Хочу тоже поглядеть, как медведи по приказу пляшут, – спокойно сказал он с изумлением воззрившимся на него Люше, Оле и Капочке.

– Вот паршивец! – всплеснула руками Люша. – Ты только подумай, а?! Чуяло мое сердце, что неспроста он притих! Надо было его загодя к деду Мартыну отправить. Вот сейчас посажу тебя в телегу и с Фролом поедешь Синие Ключи…

– Не-а, – Владимир помотал головой. – Я по дороге сбегу и в лес уйду. Всей Черемошней искать станете, не найдете. Меня навки укроют.

– Кто такие навки? – с интересом спросил Кашпарек, соскочивший с облучка брички.

– Да какая разница! – раздраженно воскликнула Люша. – Коли нам это отродье теперь в поезд с собой тащить…

– Не волнуйтесь, – сказал Кашпарек. – Я за ним присмотрю.

– И то хлеб… – вздохнула Люша.