Звезда пленительнаго

— Кавалерия отстала, а у этих зрение плохое. Машину они видят, но не больше… так что в ближайшей подходящей балке мы вас выбросим, а их уведем верст на тридцать-пятьдесят… ну, насколько получится. И не спорьте! надевайте куртку эту маскировочную, прячьтесь в каких-нибудь кустах, камышах. А мы за вами попозже придем. Обязательно придем!

Я и не спорил — после удара о крышу вообще мало что соображал. Поэтому когда меня просто выкинули в какую-то промоину, слегка обросшую чахлыми кустами, я в нее равнодушно вкатился. А куда умчался "лимузин" и проследовали за ним броневики, уже не увидел…

Старый калмык, в чьей юрте я отлеживался, был… ну, не очень-то и старым, даже по нынешним меркам. Пятьдесят с небольшим — а то что выглядел лет на сто, так это жизнь такая. Тяжелая: не жизнь даже, а непрерывная борьба за выживание. Потому-то он, еще и пятидесяти не достигнув, получил… не знаю, не звание, не титул… что-то вроде уважительного обращения "баал" — что означает всего лишь "старейший в роду". Это я узнал где-то через месяц, подучив калмыцкий язык. Не то, чтобы мне новый языковый скилл очень нужен, но делать-то абсолютно нечего!

Уйти я не мог, потому что после удара головой об алюминиевую крышу машины она (голова то есть) начинала кружиться уже через пару десятков шагов. Сколько нужно пройти чтобы вообще сознание потерять, я не знаю — даже проверять не хотелось, потому что тошнота наступала еще раньше. Так что большую часть времени я просто валялся на кошме или сидел, развалившись на каких-то свертках с разным "зимним" барахлом — и разговаривал, разговаривал… Байгал — так звали калмыка — в основном занимался тем же самым. Иногда — поскольку с головой у него было чуть получше, чем у меня — он варил незамысловатую еду, мы ее съедали — и снова говорили. По-русски Байгал говорил довольно неплохо, только слов знал все же немного и ему их часто не хватало, так что потихоньку мы в разговорах стали переходить на калмыцкий. Точнее, на странный микс из двух языков, где русские слова вплетались в калмыцкую по стилю речь или калмыцкие слова в русскую — но нас обоих это вполне удовлетворяло. И через пару месяцев столь удивительного общения я осознал, что почти полностью понимаю о чем Байгал говорит с внуком — хотя сам по-калмыцки размовлял столь качественно, что приезжающая время от времени внучка буквально каталась со смеху, слушая мои речи…

Байра, внучка Байгала, действительно была "большим человеком": главным врачом калмыцкой больницы в Элисте. Правда, и единственным врачом этой больницы, но это уже неважно — вся Степь знала ее должность. А потому-то и Байгал смог позволить себе отдохнуть от постоянной борьбы за жизнь: почти ежедневно какая-нибудь кибитка проезжала поблизости от его юрты и непременно ее хозяева приносили подарки. Кумыс, сыр какой-то, вяленое или даже свежее мясо, овощи (если считать лук и чеснок овощами), крупу всякую — так что лежбище мое было по крайней мере сытым.

Пару раз заезжали разъезды красноармейцев, но для таких случаев Байгал приготовил для меня тайничок под полом юрты. Спрятаться время было всегда: в степи незаметно не подкрадешься. Да и не задерживались эти разъезды: до ближайшего колодца ехать им было километров десять, а в степи летом очень жарко — так что я привык, что просыпаясь — утром или после дневной дремы — видеть лишь сморщенное лицо баана Байгала. Поэтому когда вместо него я увидел совсем иной абрис, адреналин просто зашкалил. Несмотря на то, что лицо было вполне даже знакомым:

— Лиза? Елизавета Афанасьевна? Как вы тут оказались? И… что с Даницей и Николаем Николаевичем?

— С ними все хорошо, доктор уже поправляется… — Лиза Антипова, "шеф" охраны "дочери нашей", поспешила меня успокоить. — Просто Даница снова на сносях, поэтому за вами я поехала. А оказалась… приехала вот, Марей Петровной за вами отправленная. Сейчас мы вас подготовим и поедем домой.

— Куда поедем? Я десяти шагов пройти не могу, голова сразу кружится.

— Вы когда последний раз гулять выходили?

— Ну… не помню.

— Байра сказала, что у вас сотрясение мозга было, сильное, сейчас уже пройти все должно. Так что садитесь, будем из вас делать калмыцкого калмыка — и Лиза, открыв принесенный чемоданчик, превратила его в своеобразный гримерный столик.

Я поглядел в зеркало — типичная русская морда лица, блондинистая… но, видимо, у девушек была хорошая школа — и через минут сорок пять из зеркала на меня пялилась очень даже калмыцкая физиономия. Вполне себе немолодой калмык…

В юрту зашли Байгал с внучкой. Старик протянул Лизе браунинг:

— Ты не обманула, он тебя знает и тебе верит. Возьми… я все равно не знаю, как из него стрелять.

— Переодевайтесь, сейчас и поедем — Лиза протянула мне сверток с одеждой. Нам бы до вечера в Элисту доехать…

Ехать предстояло — к моему удивлению — на старом грузовике, выкрашенным белой краской с красными крестами на дверках кабины.