Звезда Полынь

– Как вы не понимаете, – не выдержал Бабцев, – что реальный вариант будущего – один. Один! И все чаяния могут быть связаны только с ним. И его разведка всегда будет переигрывать любые иные – в частности, именно поэтому. Хотя, между прочим, и столь презираемых вами долларов у него, у этого единственного варианта, почему-то более всего. И его экономика будет переигрывать, и его политика будет переигрывать, и его наука будет переигрывать, и его разведка – тоже будет переигрывать обязательно. Потому что за ним – реальное будущее, а за всеми вашими "измами" – пустота, они – всего лишь более или менее короткоживущие иллюзии.

Фомичев счел за лучшее поддержать его тон. Будто ничего и впрямь не произошло. Будто и впрямь они добрые коллеги, занятые одним и тем же делом, и вот – увлеченно спорят, как оно и водится среди умных дружелюбных сподвижников. Спорим, мол, а тронь любого из нас посторонний – друг за друга вражине пасть порвем.

– Ох, Валентин, – сказал он, – иллюзия правильности куда как часто бывает очаровательнее самой правильности. Действует-то на людей, чувства-то у них вызывает не правильность, а очарование… – Помолчал. – Конечно, когда правильность и иллюзия правильности совпадают – это вообще счастье. Тут вообще можно горы свернуть. Но это бывает так редко…

– Да отчего же редко! – против воли взятый за живое, запальчиво воскликнул Бабцев. – Отчего же редко! Вот все верно вы говорите, Леонид. Так сделайте же последний шаг! И все для вас станет кристально понятно, никаких неясностей и двусмысленностей… История доказала, что в будущее есть лишь один путь. Лишь один. И именно поэтому он побеждает все остальные. Не злыми кознями, не насилием, не подкупом и шантажом… Естественным образом побеждает. Именно поэтому все, кто пытался измыслить что-то иное, очень быстро оставались у разбитого корыта. Никто же им не мешал опробовать свой путь. Но эти пути раз за разом обваливались сами, сами оказывались тупиками! И китайская иллюзия обвалится вскоре, поверьте мне…

– Ну да, – проворчал Фомичев. – Четыре тыщи лет обваливается – все никак не обвалится…

А девица, упорно сидевшая к Бабцеву спиной, наконец повернулась. Глаза у нее гневно горели, как у рассерженной кошки; только что не шипела. Бабцев непроизвольно отшатнулся – показалось, сейчас полоснет когтями.

– Разумеется, никто не мешал! – звонко отчеканила она. И с беспредельной иронией процитировала уже подзабывшееся, возникшее, кажется, еще когда Югославию лупасили, а в год вторжения в Ирак буквально навязшее на зубах: – Вам еще не нравится демократия? Тогда мы летим к вам!

– Ох, все, ребята, – проворчал Корховой. Даже он зачем-то решил притворяться, что все они опять вместе. – Брэк. Вон уже надпись зажгли – пристегнуть ремни… Летим.

Раскосая красотка порывисто обернулась к нему и с какой-то вызывающей, демонстративной преданностью одним стремительным всплеском рук, точно взмахнувший парой щупалец спрут, обняла его предплечье – мощное, как нога Бабцева. Даже прижалась. И громко, озорно продекламировала:

– Летит, летит ракета!

– Вокруг земного света! – развеселым хором подхватили Фомичев и Корховой без запинки. – А в ней сидит Гагарин! Простой советский парень!

Бабцев молча отвернулся.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ДЕТИ НА КЛАДБИЩЕ

ДРУГИЕ:

ВРАЖЬЯ ДОСАДА – НОВАЯ ЗАСАДА

А когда те, с чьей подачи был развален "Сапфир", услыхали в сети отчаянный вопль Журанкова с предложением купить у него хоть малый ломтик его честно работавшей, ни в чем не повинной печенки и, как завзятые стервятники, устремились дожимать и добивать, оказалось, что их подопечный, апатичным сиднем сидевший нее эти годы в своей давно им знакомой норке, вдруг исчез. Оказалось, они, терпеливо и искусно ждавшие, опоздали. Пусть на день или на два, но опоздали и, стало быть, проиграли некий ход в какой-то новой, еще не вполне понятной игре.

Конечно, у них была масса дел и помимо Журанкова. "Сапфир" и все, что с ним связано, представляли собою лишь один из многочисленных пунктов длинного, словно ленточный червь, перечня их операций. Даже не самый важный – то есть это им катилось, что он не самый важный. Привычка к тому, ЧТО дела движутся с переменным успехом, – в крови разведчиков. К тому же, как гласит древняя китайская мудрость: победы и поражения – обычная работа полководца, и даже полководцы, не знакомые с китайской грамотой, мудрость эту выстрадали собственной жизнью; кто не выстрадал, кто не понял столь простой истины, тот до полководца не поднимается – сгорает от нервотрепки и вылетает в тираж еще на стадии малых чинов.