Когда Стефан и Марийка были еще детьми, их отцы уже тогда решили породниться между собой, надумав для этого связать своих отпрысков брачными узами. Для осуществления задуманного оставалось дождаться только одного: когда же их дети наконец-то подрастут, а затем получат достойное их статуса образование.
Тема сватовства детей была любимой темой двух отцов, особенно когда они подшофе до поздней ночи просиживали за карточными столами в игровом клубе. Уже не на шутку размечтавшись, оговаривали они приданое невесты и жениха, место проведения свадьбы, спорили, какой город Франции или Италии лучше подойдёт молодоженам для проведения там ими медового месяца. Ярые споры, а порой и размолвки разворачивались между отцами даже тогда, когда они предопределяли место проживания будущей супружеской пары, количество будущих внуков, их пол и даже имена.
Ну, что ж… годы пролетели быстро… Дети выросли, получили прекрасное образование и, действительно, детская их дружба начала перерождаться во что-то большее, нежели невинные детские забавы… Этот неоспоримый факт тешил души двух закадычных друзей: барона Ордоновского-Старшего и князя Левандовского, вселяя в них надежду, что они и в самом деле вскоре станут сватами.
Молодого барона Стефана Ордоновского в княжне Марийке Левандовской устраивало всё!.. Ее добрая открытая душа, детская непосредственность и отсутствие всего неискреннего, притворного. Его восхищала её стать, высокий рост, утончённый профиль лица и длинная, тонкая шея. Робкий взгляд больших синих глаз и роскошная черная коса, которую она укладывала на затылке в замысловатую корзинку и изящно украшала заколками с бриллиантовыми головками.
Марийка Левандовская никогда не обременяла Стефана Ордоновского своим присутствием – напротив, благодаря тому, что была высокообразованным человеком, доставляла ему массу удовлетворения от общения с ней. Она умела с легкостью поддерживать разговор на любые затронутые им темы… Читала ему много душевных стихов, многие из которых талантливо писала сама. Стефану Ордоновскому нравилось наблюдать за тем, как ее нежные бледные щечки трогает легкий румянец, когда она, пересиливая смущение, мужественно отвечает на его каверзные вопросы или откровенно делится с ним своими девичьими мечтами. Ему нравилось, как она трепетно относится к природе и всему живому, что населяет землю, нравилось, что никогда и никого не оговаривает, никому не завидует и ни о ком не судит строго.
Долгими летними вечерами, а время их сильной привязанности друг к другу выпало именно на эту пору года, бродили они вдвоём по аллеям парка, нежно держась за руки, просиживали в полумраке комнаты при свете зажжённых свечей. Молодой барон Стефан был с ней галантным кавалером, очень предусмотрительным и романтичным.
Пан Медлер прекрасно помнил, с какой крайней настороженностью наблюдал он тогда за первой влюбленностью своего молодого хозяина и за тем, как тот начал разительно меняться прямо на его глазах, находясь под воздействием охватившего его сильного чувства к женщине. Помнил, каким он стал отвлеченным от реального мира, задумчивым и рассеянным. Помнил, как подолгу сидел в одиночестве у камина и, глядя на огонь, всё о чем-то раздумывал, раздумывал. То, пришпорив своего любимого жеребца Ганса, уносился в неизвестную даль, навстречу вольному ветру и раздольным просторам своего поместья.
Тягостным бременем, и даже пыткой, стали вдруг для молодого барона Стефана каждодневные однообразные хлопоты, связанные с усадебными делами. Напрягало его регулярное ведение расходов, доходов, каких-то юридических документов, утомлял неусыпный контроль над сельхозугодиями, лесами, озерами, садами. Ведь всё это надо было содержать в достойном виде, а для этого требовалась светлая, не затуманенная влюблённостью голова. Поэтому все текущие в ту пору вопросы, связанные с управлением имения, стал он всецело перекладывать на плечи своих управляющих: пана Обуховского, пана Эдмонда Смилшкалнса и, конечно же, на него, на пана Медлера…
Пан Медлер помнил, как в то время молодой его барин на все сложные переговоры с компаньонами по предпринимательству непременно брал его с собой, чтобы, благодаря неусыпному его контролю, не допустить какого-либо промаха в коварных и хитроумных замыслах конкурентов. С одной стороны, ему это льстило, с другой стороны, беспокоило. Ведь брал-то он его, по большей части, потому, что голова его была забита не ответственными делами, а глупостями, связанными с женщиной.
Мало того, и что более всего было ужасно, хозяин вполуха и как-то уж совсем неблагодарно выслушивал все его доклады о пресечённых им, в его же имении, беспорядках, а ведь он так рассчитывал на его похвалу и внимание к себе. Зато… с нетерпением вглядывался в окно в ожидании приезда княжны Марийки Левандовской. Когда же экипаж княжны наконец-то въезжал во владения молодого барона, он выбегал ей навстречу, помогал выйти из кареты, долго целовал её ручки и, на подъеме радостных эмоций, как самого дорогого гостя, препровождал в свой дом.