Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…

А Михаил уже снова увлекся рассматриванием картин. Смотрел и всё покачивал головой: «Красота!.. Ох, и красота! До чего же безупречная работа мастеров!»

– Да уж…. – еще больше заскучал Станислав…

– Видишь ли, Станек, картины – это моё всё!.. – только на мгновение оторвавшись от их просмотра, напомнил Михаил другу о своем увлечении. – Могу часами от них не отходить…

– Да неужели?!.. – с недовольством уставился на него Станислав. – Надеюсь, ты не для этого ко мне приехал?.. Ты мне лучше вот о чем скажи, – оттянул-таки он его от картин и увлек за собой в дальнейшее путешествие по своему дому, – ты в курсе дела, где сейчас Ясно Вельможный пан Ордоновский обитает? Когда ты последний раз своего папеньку видел?

– Последний раз видел его перед отъездом из Варшавы, – ответил ему Михаил. – Приглашал меня к себе в гости.

– Что-о-о?.. Приглашал тебя в гости?! – удивился Станислав.

– Да! Приглашал! А что?!

– В свой варшавский особняк приглашал?!

– Да! В свой варшавский особняк приглашал. А что тебя удивляет?

– Вот это да!.. А жить тебя, случайно, в свой особняк не приглашал?..

– Кого?!

– Тебя! Кого же ещё!..

– В качестве кого? – подавленно спросил его Михаил.

– В качестве сына, разумеется!.. Единокровного сына!!!

– Такими обязательствами, как жить под одной крышей со своим, хоть и единокровным, но все-таки официально не узаконенным сыном, барон Ордоновский никогда себя не обременял. И ты, Станек, об этом прекрасно знаешь…

– Да знаю, знаю…

– Тогда зачем спрашиваешь?!

– Не обижайся на меня! Это я так… От злости на твоего Ясно Вельможного папашу…

– Станек, почему ты на него злишься? У тебя для этого есть повод?

Но Станислав быстренько сменил тему разговора: «Михаська, судя по твоему варшавскому адресу, ты так и продолжаешь проживать на квартире у пани Стахи? Не так ли?..»

– Почему бы и нет? – рассеянно пожал плечами Михаил. – Милая, очень милая старая пани. И, что мне импонирует, очень аккуратная… Очень католичка она, что для меня тоже важно. Мы с ней много рассуждаем о Господе, ходим в костел на мессы. Она мне попросту как мать. Мне в её доме тепло и уютно. Да и привык я уже к ней. Родная она мне стала…

– Да, да… Помню её… Действительно, приятная пани, – согласился с его мнением Станислав. – Ну и слава Богу, коль так, – улыбнулся он, видя, как у его друга Михаськи потеплел взгляд при упоминании о пане Стахе.

Между тем…. молодые люди вошли в большую по площади комнату, обставленную вдоль стен книжными шкафами, полки которых были до отказа заполнены книгами.

– Кабинет мой, – со скукой во взгляде пояснил Станислав. – Работы по банковским делам у меня всегда много, вот и тружусь тут…

Михаил огляделся… Справа от входа два светлых окна, под которыми, торцом к ним, стоит массивный, изготовленный из дуба письменный стол. Столешница стола под зеленым сукном. На столе настольная лампа с зелёным стеклянным абажуром, большая чернильница из мрамора с несколькими подставками для перьевых ручек. А еще кипы каких-то документов, несколько раскрытых книг, отложенное в сторону печатное издание «Вестник Могилевского Земства»…

В одном углу кабинета – старинные напольные часы, в другом – камин из серого мрамора со скульптурными украшениями. На камине установлены большие, выполненные из бронзы часы и два больших, тоже из бронзы, подсвечника.

Над камином – величественный, во весь его рост, портрет деда Станислава – барона Генриха-Гедеминаса Ландсбергиса. На портрете он изображен в возрасте лет шестидесяти пяти, одетым во фрачный костюм, лацкан фрака которого украшает роскошная английская бутоньерка.

Художнику удалось уловить и передать присущую барону Ландсбергису надменность в его облике. Помимо этого, во взгляде больших, выразительных глаз барона присутствуют мысль, смелость, достоинство. Очевидно без слов, что этот господин принадлежит к тем людям, кому из века в век, из поколения в поколение принадлежат государство, могущество, власть и слава…

– О, Станек, – улыбнулся Михаил, – до чего же достоверно удалось художнику передать внутреннее содержание твоего деда, а также его внешний образ! Смотрю на портрет и вижу его, словно воочию. Словно живой стоит тут, рядом с нами. Даже придраться не к чему… Именно таким я и запомнил его на всю свою жизнь: светлые, с золотистым отливом волосы, зачесанные на боковой пробор, под цвет им – небольшие бородка и усики, бледная кожа лица, серые глаза, прямой с небольшой горбинкой нос. Да, да! Именно таким я его и помню, – улыбался портрету барона Генриха-Гедеминаса Ландсбергиса Михаил…

– Не тревожь душу, Михаська, – отходя от портрета своего деда, тихо сказал Станислав. – Пошли отсюда…

– Нет, Станек, подожди. Я еще твой кабинет не осмотрел.

– Ну, смотри, – с недовольством посмотрел на него Станислав.