Звезда Тухачевского

— Кажется, вы едва ли не записались в большевики? — вдруг лукаво спросила Анна Васильевна: ей хотелось сбить накал его воспоминаний. — При вашей поддержке торжественно захоронили останки лейтенанта Шмидта, взяли под арест членов императорской фамилии, проводили обыски в их крымских имениях… — Анна Васильевна судорожно решала, высказывать или нет вдруг пришедшую ей в голову мысль, которая могла кровно обидеть его. Однако, желая быть с ним всегда предельно откровенной, все же решилась: — Простите меня, Александр Васильевич, может быть, своим женским сердцем я не могу понять всей полноты и сложности происшедших перемен. Но объясните мне, глупой женщине, как можно вмиг отречься от всего, чему еще вчера поклонялись, чему клялись в верности по гроб жизни?

Несмотря на то что Анна Васильевна многое недоговаривала и не называла его в числе способных отрекаться, Колчак понял глубинный смысл ее вопроса.

— Едва ли не записался в большевики?! — с досадой и даже обидой воскликнул он. — И вы можете даже предполагать такое? Вы же первая возненавидели бы меня за такой шаг! Большевики — мои заклятые враги! Я не предавал свою веру, не был клятвопреступником. Монархия сама предала нас!

Он едва не задохнулся от своих запальчивых слов.

— Успокойтесь, Александр Васильевич. — Анна Васильевна умоляюще взглянула на него. — Я верю в вас…

— Большевики своей пропагандой не сразу разложили мой флот, — после длительного молчания с гордостью произнес Колчак. — Мы продолжали сопротивляться немцам, команды кораблей всецело мне доверяли. А ведь под моим началом было двадцать восемь крупных кораблей! Мы даже послали делегацию из трехсот человек на Балтийский флот для агитации за продолжение войны с Германией до победного конца. Я прямо заявил на митинге, что Черноморский флот, если он оставит партийные распри и не будет противопоставлять матросов офицерам, сможет спасти родину. Мою речь встретили овацией, меня несли на руках!

— Александр Васильевич, вы, верно, и не догадываетесь, в какой момент я полюбила вас еще крепче, и то была не просто земная любовь. То была еще и гордость за вас, которая так возвышала и меня! Будто это именно я и совершила тот блистательный поступок, который совершили вы!

Колчак задумался, пытаясь угадать, о каком его поступке она говорит, и на его лице изобразилась растерянность.

— Господи, неужели вы не догадываетесь? — удивленно всплеснула она руками. — Да это же кортик! Понимаете, ваш кортик!

Колчак благодарно улыбнулся; Анна Васильевна и впрямь побудила его вновь испытать гордость за тот свой поступок, который всегда возвышал и его самого в собственных глазах.

Двадцать седьмого мая 1917 года в Севастополе вдруг объявились представители Балтфлота. Вслед за ними прибыли посланные из Москвы большевики. Их напутствовал Свердлов. «Севастополь должен стать Кронштадтом юга», — склонный к неожиданным и красивым метафорам, не единожды произнес он и сам порадовался за себя: крылатая фраза собственного изобретения и вполне соответствует стилю революции. Прибывшие большевики с ходу пошли в яростное наступление с помощью своих, столь любимых ими митингов. «Черноморский флот покрыл свои знамена позором: он ничего не сделал для революции!», «Колчак — крупный землевладелец юга, ставленник контрреволюции, он лично заинтересован в захвате проливов. В Севастополе зреет заговор против революции» — и тому подобное, в том же духе. Нескончаемая агрессивная агитация завораживала матросские головы, опьяняла, побуждала к насильственным действиям.

Шестого июня делегатское собрание матросов, солдат и рабочих решило обыскать и обезоружить офицеров и сместить Колчака с его поста.

Разъяренный Колчак, узнав об этом, собрал команду флагманского корабля «Георгий Победоносец» и, доложив о сложившейся обстановке, заявил, что снимает с себя полномочия командующего флотом. Затем медленно, с достоинством подошел к борту корабля, снял с себя кортик, нервно, но целомудренно приложился к нему губами и громко, так, чтобы его слышала вся команда, сказал:

— Море мне вручило этот кортик, морю я его и возвращаю!

И, театрально воздев руки над головой, разжал пальцы. Короткий жалобный всплеск за бортом если и не услышали, то инстинктивно почувствовали матросы и офицеры корабля. По палубе, охваченной небывалой тишиной, пронесся трепетный ветер…

Сдав дела, Колчак отправился на берег и вскоре вместе с американской военной миссией адмирала Гленона, прибывшей к нему, чтобы «изучить методы борьбы с подводными лодками и постановку минного дела» (по крайней мере, так гласила официальная версия этого странного визита), ночным поездом выехал в Петроград. В поезде Гленон пригласил Колчака в Америку, чтобы он смог принять участие в Дарданелльской операции[25]. Колчак охотно согласился.

По радиотелеграфу был передан его приказ: