Звезда в оранжевом комбинезоне

– Это сразу же за Тополиной фермой. Пятьсот метров налево после дома папаши Котрё. Большая куча металлических котлов. Человек, который их нашел, ждет тебя. Он хочет от них избавиться и еще и денег срубить. Пятьдесят процентов ему, пятьдесят нам. Ты скажешь, что заплатишь ему после того, как взвесишь металл, подпишешь с ним бумажки и заберешь товар. Вот так должны делаться дела.

– О’кей. Больше ничего не нужно нигде забрать?

– Нет. Я позвоню тебе в случае, если вдруг…

Стелла кивнула.

– До скорого…

Жюли посмотрела ей вслед: долговязая фигурка в оранжевом комбинезоне, который хозяйке явно велик, в длинном и бесформенном темно-синем свитере, сдвинутой на затылок фетровой шляпе и здоровенных бахилах. Стелла всегда одевалась как парень. Сегодня на ней был свитер Адриана, комбинезон Адриана, шляпа Адриана. Стелла считала необходимым, пока они в разлуке, носить только его вещи. И больше не хотела, чтобы ее воспринимали как женщину. А она такая красавица! Метр восемьдесят ростом, шестьдесят килограммов, огромные голубые глаза хаски и эта густая белокурая прядь, которая падает на лицо. Ей бы для обложек журналов сниматься!

Стелла вскарабкалась в грузовик, свистнула собакам, которые с лаем сбежались на зов и, покусывая друг друга за спины, полезли в кузов. Они были радостно возбуждены, в воздухе запахло приключением. Они клали лапы на края кузова и крепко держались на поворотах.

Грузовик проехал под окнами кабинета Жюли.

Стелла махнула ей рукой на прощание. Жюли выпятила грудь, и буквы аппликации заплясали: «I am a candy girl».

«Да уж, это точно, ты правда конфетка, – подумала Стелла, крутя баранку. – Самая конфеточная из всех девочек-конфеток в мире. Просто наливное яблочко со своими густющими курчавыми волосами, носом-кнопкой и такими окулярами, что за ними глаз-то не видно. Неисчерпаемый колодец любви, из которого ни одна скотина не хочет пить. Может, это и к лучшему, ты способна иссохнуть от любви и зачахнуть».

Стелла перечитала адрес, написанный на листочке, который ей дала Жюли. Тополиная ферма. Она знала это место, ее туда в детстве водила мать. Когда мать еще осмеливалась выходить из дома. Тополиная ферма раньше принадлежала ее отцу, Жюлю де Буррашару. Как и многие другие фермы в округе. Он продал их, чтобы рассчитаться с долгами своего сына Андре. Красивого, обаятельного, легкомысленного и беспутного. Все девушки подпадали под его обаяние, она сама в первую очередь. Буквально влюблена была в брата. Он был старше ее на пять лет. Она рассказывала потом Стелле, что уступала ему за столом лучшие кусочки жаркого, пряталась по ночам в парке за деревьями, чтобы посмотреть, как он проедет мимо в своей красивой машине. Он плясал при свете фар, чтобы произвести впечатление на девушку, которая была с ним, и пил шампанское из горлышка.

* * *

В этот день они в квартире были одни. Рэй с Фернандой пошли к врачу. Фернанда не хотела идти на осмотр. «Лекари нужны только всяким мокрым курицам, – говорила она, бросая ненавидящий взгляд в сторону невестки, – лишним ртам, бедным несчастным пташкам, которые целыми днями жалуются и ноют ни за здорово живешь». Но Рэй ее заставил. Он прочитал медицинский справочник «Видаль», тот, в котором подробно описаны все болезни. Он почитывал его регулярно, измеряя свой пульс, пальпируя печень, осматривая язык. О матери он обеспокоился некоторое время назад, когда у нее появился ряд тревожных симптомов: она постоянно хотела пить, несколько раз за ночь вставала в туалет, как-то сразу очень ухудшилось зрение, подошвы ног горели. К тому же стоило ей порезаться, рана не затягивалась, а долго потом гноилась. «Диабет, – сказал он, вчитываясь в страницы справочника, – это диабет. Дела плохи, мама, совсем плохи дела, я отведу тебя к врачу». Фернанда надела старое черное пальто с воротником из выдры и бордовую шляпу, в которой становилась похожа на столб с указателем. Коротконогая и приземистая, старуха застегивала пальто, бормоча, что все это деньги, выброшенные на ветер. Тонкий безгубый рот, приплюснутый нос, низкий лоб, шея, утонувшая в плечах, и глубокие вертикальные морщины на ее лице, похожие на прутья тюремной решетки, – все в ней дышало суровостью, скупостью, злопамятностью и мстительностью. Перед тем как захлопнуть дверь, она обернулась к Леони и Стелле, словно говоря своим видом: я ухожу, но вы у меня все равно на виду, и они обе совершенно одинаковым движением как-то инстинктивно согнулись, съежились.

Они услышали, как дверь закрывается, поворачивается ключ в замочной скважине, посмотрели друг на друга. Наконец-то одни!

Они пошли и легли на Стеллину кровать. Леони обняла дочку, сжала крепко-крепко, покачала, как маленькую, тихонько напевая: «Люблю тебя, моя прекрасная, моя звездочка ясная, моя единственная радость, моя маленькая сладость», и Стелле захотелось стать еще меньше, еще легче, улететь на небо и там сиять.

– Расскажи мне, мамочка, расскажи, как ты была ребенком и жила как в волшебной сказке.

И Леони рассказывала.