Звезда в оранжевом комбинезоне

– А с тобой он, наверное, такой же задумчивый? – спросила Жозефина у Ширли.

– Я бы сказала, он работает и общается на автомате. Невозможно его как-то растормошить, разговорить.

– Но почему он ничего не рассказывает?

– Потому что мужчины не имеют привычки выговариваться. Они замыкаются в свою скорлупу, ходят задумчивые и не рассказывают ничего до тех пор, пока не справятся со своей проблемой. Откуда я это знаю? Мне сам Филипп объяснил.

– Как же мне плохо, Ширли, все внутренности будто свело и не получается ничего проглотить.

– Везучая ты! Я вот, когда переживаю, проглатываю тонны сладкого и жирного, толстею, смотрю в зеркало – и после этого хочется прыгнуть с балкона.

– Ты мне скажешь, если у него кто-то появится?

– Скажу, обещаю.

– Ты мне как сестра.

– Даже больше, чем сестра!

– Я буду волноваться. Он такой обаятельный… Я, по всей видимости, делаю страшную глупость.

«Это уж точно, – думала Жозефина, заказывая два места на “Евростар”, – женщина никогда не должна покидать такого мужчину».

Они вернулись в Париж.

Гаэтан поселился у Жозефины в большой квартире на авеню Рафаэля.

Зоэ осталась в выпускном классе на второй год. Гаэтан тоже. У него были такие плохие оценки, что выбора не было.

И вот Жозефина оказалась в одной квартире с молодой парой. Ей трудно было к этому привыкнуть. Иногда она слышала из их комнаты смех, иногда ничего вообще не слышала. Иногда они ссорились, выскакивали из комнаты, хлопнув дверью. Иногда они за ручку выходили из квартиры и целовались возле лифта.

Однажды она вошла на кухню и нашла две детские бутылочки с апельсиновым соком. Они купили себе «Тропикану» и пили, пока делали уроки.

Вечером, когда она ложилась, Дю Геклен облизывал своим шершавым языком ее пятки и затем, убедившись, что все в порядке и успокоившись, ложился на ковер и глубоко вздыхал.

На первый уик-энд она осталась в Париже. Она ждала, что Филипп позвонит ей, скажет: «Приезжай, приезжай скорее, я соскучился».

Но он не позвонил. Он все сидел в своей скорлупе. Она прождала напрасно понедельник, вторник, среду. Набрала его номер. У нее от волнения вспотели руки, и она чуть не выронила трубку, когда он подошел к телефону.

Она спросила, хочет ли он, чтобы она приехала.

Он ответил – да. Она прыгнула в «Евростар».

Он ждал ее на вокзале. Они не стали объясняться, и никогда больше речь о случившемся не заходила.

Она оставила позади жизнь в доме Филиппа на Монтегю-сквер.

Вновь разорвала семью, которую почти восстановила.

Она жила наполовину.

Семья, половина, сестра.

Она в последний раз взглянула на холмы Крете. Их вершины были уже почти лысыми. Прямые, стройные тисы. Мужские тисы стройные, тонкие и гордые, объяснил ей господин с паутиной на голове, а женские деревья – круглые, приземистые и совершенно не грациозные.

Она расхохоталась. Она была счастлива в Сиене.

Это уже было начало – уметь понять, отчего ты бываешь счастлив.

Каждый вечер в шесть тридцать Стелла, забросив Тома к Сюзон и Жоржу, припарковывает грузовик на больничной стоянке, толкает входную дверь, поднимается по лестнице на первый этаж и заходит к матери. Леони Валенти лежит в палате № 144, примыкающей к кабинету доктора Дюре.

Стелла поставила маленький проигрыватель на ночном столике, принесла кучу дисков, которые там уже едва помещались. Шуберт, Шуман, Шопен, Бах, Перселл, Моцарт, Бетховен. Мама всегда просит принести еще дисков, и Стелла берет их в медиатеке.

Каждый вечер Стелла складывает диски аккуратной стопкой. «Мама, аккуратней, они могут свалиться!» Леони отстукивает ритм хрупким пальчиком, высовывающимся из-под толстой повязки. «Ты знаешь, когда я была маленькая, у меня было пианино. Я играла, ох, ну конечно, не очень хорошо, но это было как мечта, уносившая меня далеко-далеко… Я очень серьезно относилась к музыкальным занятиям, у меня был метроном с золоченым гербом, было много разных нот. Мне даже нанимали учителя. Потом он ушел. Как все люди из нашего дома. Все в конце концов уходили».

Стелла взбила подушки, усадила мать, завязала салфетку вокруг ее шеи и стала кормить, как больного ребенка.

– Если бы я не пришла, ты забыла бы поесть. Я принесла тебе компот из яблок, который сварила для тебя Сюзон. Она тебя целует, Жорж тоже.

Леони всегда задавала одни и те же вопросы:

– Как поживает Том? Какие у него отметки в школе? Школа – это очень важно. Он у Сюзон с Жоржем? А уроки он делает? Они хорошие люди. Что бы мы без них делали? Они всегда были с нами. А ты видела, дни становятся длиннее, зима скоро кончится.

И потом она замолкала, даже несколько произнесенных фраз были для нее утомительны.

Стелла рассказала, как провела день, расцветила рассказ забавными подробностями, придумала историю о сбежавшей курице, новую фразу, которую произнес попугай, невинную блажь Гризли, шутку Хусина или Бубу, рассуждение Жюли, которая хочет выйти замуж: «Скажи, Стелла, а есть возможность потом еще куда-нибудь выйти, когда ты замужем? Мне нужен простор, воздух!»