Звезда в оранжевом комбинезоне

Ей было семь лет, а Ирис одиннадцать. Они втроем пошли окунуться. Поплыли далеко-далеко. Отец на берегу следил за ними, волновался. Он-то не умел плавать.

Буря разыгралась мгновенно, буквально за несколько минут. Девочки обе уцепились за шею матери. Волны хлестали их по лицам, соленая вода щипала глаза. И вдруг Жозефина почувствовала, как мать отбрасывает ее.

Анриетта подхватила Ирис и, прижав ее рукой, мощным брассом поплыла к берегу.

Жозефина смотрела, как они удаляются в сторону берега. И это было душераздирающим доказательством того, что она даже не стоит того, чтобы ее спасали. Она билась с волнами, глотала литрами соленую воду, но в конце концов доплыла до берега, вся исцарапанная песком и мелкими камушками, окровавленная, облепленная водорослями. Она кашляла и выхаркивала соленую воду из легких, грязная и уродливая, уродливая и грязная.

Но зато живая.

Она с тех пор прошла не маленький путь.

Несмотря на бурные волны или благодаря им.

Научилась на них кататься.

Надо бы еще сбросить наконец с себя этот песок и эти водоросли, которые грязнят ее, душат.

Грязная и уродливая, уродливая и грязная.

Последний раз она видела свою мать на похоронах Ирис_*.[26]Несколько дней спустя она позвонила ей – искала свои детские фотографии с сестрой, хотела вставить в рамку и повесить у себя.

– И она мне ответила: «Жозефина, не звони мне больше. У меня больше нет дочери. Была одна, и ту я потеряла».

Она обернулась к Филиппу и сказала:

– Ну вот. Теперь ты все знаешь.

– А почему ты никогда мне ничего не рассказывала?

– Ну, может быть, поскольку считала, что у нее были свои основания хотеть спасти Ирис, а не меня. Когда я пришла в себя, была уже на руках у папы, он уносил меня подальше от матери. Он обернулся и обозвал ее преступницей. Потому что и правда поверил, что я могу умереть. Да я и сама в это верила…

– Зато теперь ты вполне жива, и у тебя есть все основания гордиться собой.

– Ты думаешь? – едва слышно спросила она.

– Я не думаю, я уверен.

* * *

Она хотела еще раз прокрутить в голове эту ночь.

Она осмелилась рассказать. Рассказать все мужчине, своему мужчине.

Мужчине, которому она смогла довериться, который ее выслушал… Который сейчас ждал ее в вестибюле «Палаццо Равицца».

Она вытерла слезы и улыбнулась.

Взяла рюкзак. Надела пальто. Сунула руки в карманы – отважный маленький солдатик, отправляющийся на войну.

Пальцы ощупали подкладку кармана, она почему-то была порвана. Жозефина удивилась. Она просунула руку вглубь и извлекла оттуда бумажку, свернутую в трубочку.

Это была записка от Зоэ: «Постарайся получить максимум от своего путешествия, мамусечка, раскрой глаза пошире и наполни их красотой и любовью, я люблю тебя всем сердцем, сильно-сильно!»

Тогда, 22 апреля, Зоэ не вернулась домой.

Александр сидел запершись в своей комнате: до этого он битый час объяснял отцу, что ничего не знает. Зоэ не посвятила его в план бегства, ничего не говорила ни о самоубийстве, ни о незнакомцах из интернета. Он был бледен и немногословен, но не казался обеспокоенным.

Чудесное блюдо, приготовленное Анни, застыло в горшочке на плите. Она в конце концов убрала его в холодильник, оплакивая неясную будущность своего творения (не хотела себе признаться, что плачет от мысли, что может больше никогда не увидеть Зоэ).

Филипп держал Жозефину в объятиях: она не могла стоять и, как только он отпускал ее, тут же валилась на пол.

Она не плакала, слез больше не было. Она смотрела вниз, и взгляд у нее был как у затравленного зверька.

Он уложил ее в их большую двуспальную кровать. Лег рядом. Она стонала, повторяя: «Зоэ, деточка моя, где же ты?» Потом, обессиленная, уснула.

Филипп встал с постели и уселся за компьютер Зоэ.

Порылся в истории ее поисковых запросов в Интернете и напал на сайт, который она открывала несколько раз.

За последние три месяца.

Как только ей исполнилось шестнадцать лет.

Так он смог напасть на след беглянки.

Потому что речь шла именно о бегстве.

История запросов показала все детали плана, разработанного Зоэ. Стало ясно, что она искала. И что нашла – в конце концов она остановилась на сайте Гретна-Грин, деревеньке на границе Шотландии и Англии. Это место было известно своими молниеносными бракосочетаниями. Такой европейский Лас-Вегас. В Шотландии официальный возраст для вступления в брак – шестнадцать лет. Зоэ, вероятно, узнала об этом от подружки из лицея. С этого момента она терпеливо вынашивала свой план. Сэкономила денег, немного подзаняла. Купила два билета на поезд до Глазго и два билета оттуда до Гретна-Грин. Заполнила по интернету все бумаги. На сайте было написано, что брачующимся должно быть не менее шестнадцати лет, они не должны состоять в другом браке, быть в здравом уме и твердой памяти, не иметь никаких степеней родства с будущим супругом, быть с ним противоположного пола, иметь с собой свидетельство о рождении и, для иностранцев, получить сертификат с разрешением на бракосочетание, который можно получить в мэрии.

«Как она могла добиться этой бумаги? – думал Филипп. – Или взяла поддельную? Может быть, Гаэтан добыл два поддельных сертификата?»