– Ну, наконец-то, – с жестоким облегченьем пробормотал Севергин.
На берегу вокруг скомканных сетей уже толпилась половина деревни.
– Опять браконьеришь, Жеха? – спросил Севергин у местного рыбаря, равнодушно дымящего самосадом.
– Скажи спасибо, что твою работу делаю, – пробурчал бурый от солнца и водки рыбак.
Тело было едва прикрыто засаленным «спинжаком» рыбаря. Золотистые пряди стлались по осоке. Юная кожа жемчужно отсвечивала на ярком солнце. Со дня исчезновения девушки прошло четверо суток, но смерть все еще не получила своей законной доли.
Он сразу узнал Ладу, но не по фотографии, а по тому последнему облику, который провидел художник, писавший ее портрет. Скинув китель, Егор плотнее прикрыл тело от людских глаз, от яростного света, и принялся срочно вызванивать «район».
После того, как на месте поработала опергруппа, Севергин пошел за Анчаром. Этот отпечаток на свежей глине, похожий на след армейского ботинка, он приметил заранее и прикрыл ветками, чтобы никто случайно не затоптал. След отпечатался много ниже по течению от места обнаружения тела и не заинтересовал экспертов. Анчар быстро понял, что от него требуют, и уверенно взял след. Теперь он азартно тащил проводника через Волыжин лес, прямиком к языческому становищу.
Час назад лагерь язычников пережил налет Квита и его подручных, нагрянувших с внезапным обыском. Примечательно, что обыск не имел отношения к обнаруженному на Дарьином Омутище телу и был предпринят по прямому указанию Шпалеры, но так уж получилось, что москвичи, всюду опаздывая, здесь сработали с явным опережением. Сказочные шалаши походили на разоренную медведем муравьиную кучу. На поваленном «родовом столбе» тоскливо каркал ворон. «Древо желания» шелестело обрывками лент, ветер разносил пепел ритуальных костров. Купальские венки, брошенные в озеро, не желали вянуть, ветром их сбило в кучу и пестрым островом прибило к берегу. Под ногой Севергина хрустнула глиняная уточка-свистулька.
В лесной тишине звучал глуховатый басок. У костра сгрудились общинники, внимая Будимиру.
– На наших глазах потомки Чернобога берут верх над потомками Рода. Но священная битва Яви и Нави, где бились наши отцы, где предстоит биться и нам, только разгорается, – вещал Верховный Волхв.
Приветствуя Егора, он, по примеру древних римлян, поднял вверх прямую правую руку.
Пес покружил вокруг Древа Желаний, откуда подручными Квита были срезаны все амулеты, и широкими рывками поволок Егора к Утесу. След оборвался у железных дверей, опечатанных свежей, подтаявшей на солнце монастырской печатью. Значит, человек шел к омуту прямиком из монастырского подвала, он же заходил к язычникам. Зачем? Похоже, из подвала он вышел с тяжелой ношей. Следы, ведущие к реке, были заметно глубже тех, что отпечатались на тропе к языческому лагерю. Значит, вход в подвал запечатали после того, как из него вышел человек с поклажей.
Нужно было срочно обследовать подвал и опросить настоятеля. Не теряя времени, Севергин двинулся к монастырю, надеясь заручиться поддержкой и помощью отца Нектария в расследовании столь необычного дела.
Возле монастырских ворот он крепко привязал Анчара к столетней липе и прошел по дорожке к настоятельской резиденции. У крыльца беспокойно двигались охранники, помогая парковать синий «Ягуар». Низкорослый носатый служка почтительно распахнул дверцу, выпуская пассажира: грузного архиерея в фиолетовой рясе. Севергин припомнил, что уже видел его на уступе Утеса. Мельком взглянув на Севергина, тот едва не споткнулся о прогнутые от древности ступени, но двое монахов поддержали его под руки и проводили внутрь собора.
Монастырский сад нежился в золотом закатном мареве. На старых растрескавшихся стволах стыли капли медовой камеди. Высаженные рядком кедры-трехлетки точили смолистый аромат. Седой послушник косил траву под деревьями, и Севергин с радостью узнал старика, которого недавно встретил у кладезя. Отирая забрызганное травяным соком лезвие, косарь поинтересовался:
– Какими судьбами, господин служивый, в монастырь пожаловали, дела пытаете или от дела летаете?
– Дела ищу, отец. И с делом этим мне надо как можно скорее попасть к настоятелю.
– О прибытии-то доложили?
– Никак нет! Не успел.
– Отдыхаешь, Богованя? – на бегу окликнул старика молодой монашек, пробегающий мимо с топориком на плече.
– Работа для монаха есть нечто доброе, – ответил старик. – Вот почему всегда надо оставлять немного на завтра. Зато твой топор, брат Михаил, в деле подобен молнии.
– Да? – простодушно обрадовался послушник.
– Он никогда не попадает в одно и то же место, – смиренно закончил Богованя. – Тут к настоятелю милиционер пожаловал, сходи до отца Нектария.
Паренек скрылся за деревьями.
– Обожди, сынок, пришлют за тобою... В монастыре во всем порядок и очередность.
– Как в армии, – усмехнулся Егор.
– Похоже, – согласился старик. – А те, кто после долгой отсидки попадают, так говорят, вообще никакой разницы нет. Присядь, сынок, отдохни. Слышишь, как всякая травка говорит: «Оглянись, человече, посмотри – мудрость кругом какая!»
– Мудрость?