Звезда волхвов

   – Так ведь не для себя трудимся, отче, а ради Господа... – владыка вновь умолк, словно ему перехватило горло.

   – «Ради Бога», сын мой, это страшный и великий глагол! Им и прикрываемся, но «горе вам, лицемеры, что очищают внешность чаши, между тем как изнутри она полна хищения и неправды». Позабыли мы, что некогда сам Спаситель торгующих из храма изгнал...

   Знаю я, что ты в Служебник изменения внес. Поминаешь именем Господа нынешних «благоверных и христолюбивых правителей их же оправдал еси правити на земли...». Это нынешние-то разорители России призваны Господом?

   Изнутри моего каменного гроба мне многое видно и многое слышно. Знаю я, что на новых язычников управу у властей ищешь, защиты от тоталитарных сект требуешь. Или пословицу позабыл: «Волка на собак в помощь не зови...»

   Не участвуй в делах тьмы, владыка! Единственный способ борьбы с тьмою, самому быть светом, гореть, разгораться, сверкать. Видел ли ты, сыне, как на службе свечу от свечи зажигают? Человек – он та же свеча, а без фитиля, без тайного пламени – огарок он, испорченная вещь! Гореть – больно, но это то самое мученичество и исповедничество, которого требовал Иисус от учеников. Христианство – это пожар совести. Вероучители русские уходили в леса, облекались в вериги, заточали себя в суровую схиму и тем давали пример борьбы с пагубными страстями и дурными стремлениями. Душа народа потрясалась и получала могучий пример добровольного самоограничения, столь необходимого для здоровой жизни. Церковь-то не в бревнах, а в ребрах...

   – Молитесь за меня, отче, – прошептал владыка и стремительно покинул келью.

   Второпях он дверью прихлопнул край рясы и с полминуты раздраженно дергал подол, пока на помощь не подоспел Тит.

Глава 22 Крещение огнем

   Правдива смерть,

   а жизнь бормочет ложь.

Н. Гумилев

    Спаленный любовной горячкой, Севергин гнал по трассе к далекой, окруженной алым заревом Москве. Так ломится буланый лось в период гона, оставляя на суках клоки окровавленной шерсти. Позади него остались выжженные версты и дымящиеся развалины; все, что он строил с надеждой и терпением, ласкал, берег и повивал смыслом, обесценилось и стало пеплом.

   Официальной версией его поездки в Москву была доставка в криминалистическую лабораторию образца загадочного вещества. Неофициальной – желание увидеть Флору, и он имел полное право увидеть ее, чтобы, согласно служебному долгу, сообщить, что найдено тело ее сестры.

   – Таких изысканных снадобий давно нет в обиходе нынешней церкви, – пожимала изящными плечиками главный эксперт. – На спектрометре нам удалось обнаружить раритетные вещества, годящиеся разве только для музейных коллекций. Судите сами: египетская мастика, кипарисовая смола, базилик, фиалковый и имбирный корень, кардамон, масло мускатное, бергамотовый бальзам и гвоздичное масло, вытяжка из померанцевых яблок и майорана. Кроме того, афонский ладан, аравийский тимьян, сирийское розовое масло, зерна лотоса и настоящий мускус. Эти вещества сходны с обнаруженными на Туринской плащанице.

   – Значит, все-таки обряд?

   – Да, эти масла применялись в древности для религиозных таинств, в виде тонкого помазания особой кисточкой. Но, насколько мне известно, «объект» был покрыт им довольно густо.

   – Ритуальное убийство? – предположил Севергин.

   – Если остановиться на этой версии, то придется предположить, что мы имеем дело с древней сектой с обширными связями в Греции и Святой Земле. Подобные вещества стали редкостью еще несколько столетий назад.

   Севергин поблагодарил очаровательного консультанта и торопливо вышел из лаборатории. Теперь он должен был дождаться вечера, чтобы встретиться с Флорой. Жгучее муравьиное масло Купальской ночи покусывало в паху и в подмышках. И едва отворились двери и на пороге возникла она, Севергин шагнул к ней и стиснул ее плечи. Он подумал, что так легче будет сказать ей о смерти Лады, не глядя в глаза, но, чувствуя каждую ее жилку.

   – Флора, прости... Мне тяжело говорить, – он обнял ее, не решаясь поцеловать.

   Он смотрел на большой аквариум за ее спиной, где в эту минуту все замерло и окостенело. Остановили свои медлительные танцы жабы, настороженно подняли головы и застыли гладкие аспидно-черные ужи.

   – Молчи, я все знаю...

   Осторожно поддерживая за плечи, Егор проводил ее до дивана.

   – Я могу забрать ее тело или надо ждать окончания следствия? – после долгого молчания спросила Флора.

   – Пока не знаю... На теле твоей сестры обнаружено церковное миро. Скажи, она была крещеной?

   – Нет. Ни она, ни я не крестились в церкви, но мы приняли крещение огнем.

   – Я ничего не знал о таком обряде.

   – Он намного старше крещения водой, ему несколько тысячелетий. «Крес» по-славянски огонь, а «кресенье» – возжжение внутреннего огня... Огонь Сварожичь горит в сердце всякого человека и каждой звезды, – прикрыв глаза, говорила Флора, словно читала скорбную молитву.

   – Прости, Флора, я лучше пойду, – сквозь сжатые челюсти простонал Егор.

   Неуверенно ступая, Флора проводила его до дверей: