Звезда Волошина

Вечером, сидя в кафе на набережной, Волошин рассказал доктору про свои сны:

– Понимаешь, Иваныч, три ночи подряд уже как мешком стукнутый хожу не высыпаюсь. И главное, хрень какая-то, и ущелье всё время одно и то же, и вспомнить его никак не могу. Крыша, что ли, едет?

– Нет, Саша, – потягивая пиво из пластмассового стакана, заговорил доктор. – Это у тебя остаточное, как с похмелья, знаешь? Пил вчера, а наутро ещё не выветрилось, и не пьяный, и в то же время мотыляет. Вот и здесь так: было давно, а сидит, не даёт покою. Вроде как реально, а в то же время не совсем, из-за этого и моджахеды твои мультяшные.

– Но ущелье-то настоящее, только не был я там никогда, а вижу, как наяву, изучил его уже за три ночи. Может, всё-таки крыша?

– Нет, скорее, отпускает это тебя, забывается. Как с похмелья, говорю же, переболеешь с утра, и всё, как новый. Мозг человеческий неизведан, как там, какие пазлы складываются, мы не знаем. Но, думаю, отпускает. Успокоительного попей на всякий случай, хуже не будет, я тебе названия запишу, чтобы спать нормально. Пройдёт.

– Спасибо, док, не думал, что по такому поводу когда-нибудь беспокоить тебя придётся, – Волошин закурил, – на психику никогда не жаловался. А тут загонял, недовоевал, что ли, может, не все свои ущелья прошёл, оставил что-то.

– Конечно, оставил, Саша. Ты там часть своей жизни оставил, и никуда от этого не денешься. А мультики пройдут.

Иди

– Иди, Господь с тобой, – сказала бабушка, провожая меня за околицу деревни, и перекрестила. Затем отвернулась, чтобы я не увидел побежавших по морщинистому лицу крупных слезинок. А я бы и не увидел, я уже шёл, шёл вперёд. Там поезд, славный город Ленинград, училище и целая жизнь. Свободная, самостоятельная, взрослая. Мне уже семнадцатый год, я совершеннолетний и совершенно взрослый. Наверное, поэтому я прощаю бабушкино «Господь с тобой» и не обращаю на это внимания. Ну, что с ними поделать, с пережитками, мы другие, и всё у нас по-другому, а им, старым, простительно. Я иду, не оглядываясь, до самого леса и только там бросаю назад недолгий прощальный взгляд. Бабушка всё стоит, скрестив руки на груди, и смотрит, как я иду.

Взрослая жизнь, такая интересная, новая, красочная. Деревня где-то далеко-далеко, со своим патриархальным укладом, запахами цветов и мычанием коров. И с этим бабушкиным «Господь с тобой». Какая древность, какое там всё несовременное, допотопное. Хорошо, что вырвался из этого позапрошлого века.

Армия. Я буду хорошим солдатом и командиром. Как дядька, офицер, как дед, старшина разведчик, я не подведу вас. Если придётся защищать Родину, мы все, как один, ничем не хуже отцов и дедов. Боевая служба, караулы, учёба, комсомольская работа. А впереди – только светлое будущее, мы идём по верному пути строительства коммунизма, как завещал великий Ленин.

Афган. Первый раз в жизни в самолёте. Военный борт, по бокам на скамейках пацаны, так же, как и я, делающие вид, что им не страшно, что всё нипочём. Весь салон заставлен зелёными ящиками, закреплёнными широкими стропами. Неужели сядем? Да, свершилось, слава Богу, Господь со мной. Что это я. Молодой коммунист, политработник, стыдно товарищ, стыдно, прямо как бабушка. Но радость от того, что мы на земле, пусть и не нашей, переполняет. Кажется, всё страшное позади, а впереди снова всё светлое и хорошее. Командировка короткая, скоро домой, да и что может случиться, подумаешь, самолёт трясло и кидало из стороны в сторону, всё позади, уже смешно от своих страхов. Да и сам же напросился, рапорта писал, собеседования проходил. Ничего не может случиться, когда всего двадцать два.

Больничная палата. В боку, конечно, печёт, но терпимо. Надо же, так расслабиться, откуда вывернулся этот ненормальный с заточкой. Вызов на обычный семейный скандал, а тут приятель, заступник, чтоб ему. Вот и доктор, с бумагами, серьёзный, что он там усмотрел?

– Как, доктор, жить буду? – пытаюсь выглядеть браво и бодро.

– Будешь-будешь, и, видимо, долго. Свезло тебе крепко, мимо печени прошло, в миллиметре буквально. Так что денька три отдохнёшь и домой, ловить своих преступников. Есть у тебя ангел-хранитель.

И опять бабушка: «Иди, Господь с тобой».

Катер браконьеров пытается оторваться и уйти. Куда там, у рыбнадзора моторюга-силища, «Хонда», ещё никто не уходил.

– Готовь бумаги, участковый, сейчас возьмём, – кричит рыбнадзор.