– Отряд, занять круговую оборону, приготовиться к бою! – и сам первым плюхнулся на насыпь. Бойцы Волошина переломились пополам со смеху. Некоторые, из нового отряда последовали примеру командира, но большинство оставалось стоять, ничего не понимая.
– Товарищ полковник, – Волошин, сдерживая смех, присел перед командиром, – вставайте, не надо круговую оборону, пойдёмте на базу.
– Так стреляют, – не понял веселья полковник.
– Это не нам стреляют, это в соседнем селе, далеко. Веселятся, может, или наоборот, взгрустнулось, здесь так бывает, не обращайте внимания, поднимайте отряд.
На следующий день с утра новый отряд поменял блокпосты и внутренний караул. Сменившиеся после обеда загрузились в вагоны и, счастливые, что командировка закончилась, отправились в Моздок. Больше неожиданностей не было, в Моздоке пробыли ещё сутки и уже обычным поездом, без брони, выехали в сторону дома. До Москвы доехали быстро, Волошин напомнил замполиту про должок, тот не возражал, возвращение домой, да ещё к женскому празднику, того стоит. Но с Москвы снова что-то пошло не так, возможно, чей-то хитроумный план, но скорее обычное головотяпство. Потолкав ночь вагоны по тупикам, наконец, к кому-то прицепили, и поезд поехал. Каково же было удивление, когда на следующий день отряд оказался в своих вагонах, загнанных в тупик на неизвестной станции. Отобрав наиболее трезвых и опрятных бойцов, выслали разведку. Вернулась разведка быстро, выяснив, что это станция Бологое, а больше никто ничего не знает.
Командир отряда, никогда не терявшийся ни при каких обстоятельствах, в этот раз, похоже, происходящего не понимал:
– Какое Бологое? Это же в другую сторону, они чего нас, через Питер отправили, такой крюк! – и кивнул Волошину. – Пойдём, надо прояснить, ерунда какая-то получается.
Ни начальник станции, ни военный комендант толком пояснить ничего не могли, откуда, зачем и главное, что теперь делать с отрядом, никто не знал. Начались звонки и переговоры с железнодорожным начальством, а прибытие отряда домой к международному женскому дню, похоже, снова оказалось под угрозой. Вместе с тем под угрозой оказался и зелёный американский рубль, почти уже выигранный в споре с замполитом. Тогда командир, умнейший всё же человек, пошёл на хитрость:
– Послушай, товарищ начальник, – начал он ласково, наклонившись над столом главного станционного руководителя, – у меня сто вооружённых бойцов, которые шесть месяцев провели в окопах, в боевых условиях. Сейчас они сообразят, что их завезли куда-то не туда, они же в мыслях уже почти дома, не знаю, как их удержать от необдуманных поступков. Может ты, дорогой начальник, найдёшь какой-никакой паровоз и отправишь нас от греха побыстрее. Ну, зачем вам тут сто вооружённых бойцов, подумай, а?
Вежливость и задушевность командира на станционных подействовала. Не более чем через час вагоны с отрядом были прицеплены к тепловозу и ночью доставлены в Ярославль. И уже следующим вечером, седьмого марта, поезд с отрядом переезжал Северную Двину, дома.
Оркестр грянул «Славянку». Перрон заполнился встречающими родственниками, милицейскими и городскими руководителями, прессой. Навстречу встречающим из вагонов повалили бойцы отряда. Смех и слёзы, визг детей и вспышки фотоаппаратов, оркестр надрывается бравыми маршами, праздник, не сравнимый ни с чем, праздник встречи. Волошин, оказавшись на перроне, искал глазами и не мог найти Татьяну. Что такое, жена не приехала встречать, такого ещё не бывало. Не знать о времени прибытия отряда она, работая в отделе, точно не могла, наоборот, должна была оповестить других. Что случилось? И тут Волошин увидел. Татьяна стояла у самой лестницы, позади всех встречающих, прислонившись к перилам, такая маленькая, худенькая, и плакала. Даже не плакала, просто слёзы текли непрерывными капельками по лицу и падали в снег. Волошин рванул навстречу потоку, через встречающую толпу:
– Ну, ты что, Тань? Всё хорошо, я дома, приехали, нормально всё, Тань, ты чего?
Татьяна уткнулась в бушлат, продолжая плакать.
– Что случилось, чего ты? Ну, не надо, сейчас вооружение сдадим и домой, чего ты? Праздник завтра, я вина привёз разливного, отметим, не плачь.
– Я так устала, если бы ты знал, как я устала, – всхлипнула Татьяна. – Конечно, всё хорошо, ты дома, и праздник, всё хорошо.
Домой Волошин ехал с каким-то смутным предчувствием тревоги, как встретила жена, настораживало.
– Может, на работе какие проблемы, – думал он, – мало ли, или дети что.
Войдя в квартиру, бросил сумку в прихожей:
– Там в стирку всё, Тань, я помоюсь, долго ехали, кругами какими-то, – а сам украдкой заглянул в лицо, глаза сухие, уже хорошо.
Из кухни вкусно пахло жареным мясом и печёным.
«Нормально всё, – подумал, – ждала, готовила».
Стол, как всегда, был хорош, умеет Татьяна готовить. Волошин достал полторашку домашнего вина, подаренную муллой Адамом, разлил по бокалам.
– Ну, за встречу!
Выпили, помолчали.
– Когда обратно? – Татьяна смотрела в упор.
– Куда обратно? – не понял Волошин. – Я только приехал.
– Туда, туда, на войну когда снова поедешь?
– Да я как-то не думал.