Звезда второго плана

– Ну и чего ты орешь? – миролюбиво спросил он. – Ты же знаешь, я не решаю эти вопросы. Не мой уровень. И потом: у тебя и так первого числа два концерта! Тебе мало, что ли?

– Да! – заорала Марина, позабыв, что она стоит перед ним совершенно голая. – Да! Мне мало! Потому что эти концерты – в ночных клубах. Их никто не увидит. А это выступление показали бы на всю страну! Обо мне узнали бы даже во Владивостоке! Для меня это – шанс! Сколько мне еще горбатиться на всяких второсортных площадках за гроши? Я же певица, в конце концов! Понимаешь? Пе-ви-ца! Настоящая!

– Марусь, ну чего ты так раскочегарилась? – лениво протянул Петя. – Ну, не этот концерт, так следующий, делов-то. Давай, иди ко мне…

– Я тебе не шалава подзаборная, чтобы по первому свистку в койку прыгать, – прошипела Марина.

Петя презрительно скривился:

– Да? А кто ты?

Марина, которая в этот момент раскопала под простынями свои трусики и пыталась натянуть их, запуталась в тоненьких полосочках кружев и едва не свалилась.

– Что ты сказал? – недоверчиво произнесла она.

– Я не сказал, я спросил: кто ты? Не шалава? Орлеанская девственница? Со мной трахаешься, у Ашота отсасываешь… Кому ты еще давала? Кажется, звуковику, верно? Я понимаю, что это все ради искусства, как иначе?! Только дела это не меняет. Шалава ты и есть. С кем угодно готова лечь, лишь бы на кочку повыше вскарабкаться.

– Замолчи! – завизжала Марина. – Заткни свое хайло, козел! Урод!..

– На себя посмотри…

– Пошел вон отсюда, скотина! Если ты думаешь, что я позволю к себе хоть пальцем теперь прикоснуться, то ты очень и очень… да… очень и очень!

– Ну-ну? – подбодрил ее Петя. – Что я – «очень и очень»?

От волнения и злости она никак не могла подобрать нужное слово.

Вечно с ней так!

Стоит разволноваться, и слова застревают в голове, особенно если на нее смотрят в упор, как этот…

Ишь, развалился на кровати и скалится…

Марина зло дернула трусики, и материя затрещала у нее под пальцами.

– Сегодня же скажу Ашоту, что хочу другого продюсера, – прошипела она с яростью.

Петя пожал худыми плечами:

– Ну, скажи.

– А завтра же тебя тут не будет. Поедешь обратно в Кировскую филармонию, будешь там бабкам водевили ставить.

Петя даже бровью не повел. Презрительная улыбка не сходила с его губ.

Марина схватила кофточку и натянула ее прямо на голое тело.

– Чего разлегся? – прикрикнула она. – Я же сказала: убирайся!

– Дорогая, – усмехнулся Петя. – Это мой номер.

Блин!!!

Марина хотела сказать ему что-нибудь гадкое, но все угрозы уже были высказаны.

Ей нечего было добавить, и потому она, натянув джинсы, сунула ноги в туфли и гордо вышла в коридор, громко хлопнув дверью.

Вышколенная секретарша невозмутимо сообщила, что на улице ждет такси.

И как только умудрилась узнать, когда Марина захочет уйти?

Подслушивала, что ли?

Взглянув на ее гладкую, как яйцо, физиономию, Марина подумала, что в глубине души секретарша Ашота презирает ее.

К горлу подступила тошнота, и Марина сглотнула, заставив провалиться подступивший комок.

Он рухнул в желудок, как утюг.

Секретарша смотрела на нее внимательно, как верный дрессированный пудель.

Ну и пожалуйста!

Усевшись на заднее сиденье желтой «Волги», Марина всхлипнула, но потом, подумав, что плакать перед плебеем-шофером восходящей звезде не пристало, вытерла слезы рукавом.

Настроение было препоганым.

Глядя в окно на пролетавшую мимо Москву, Марина мрачно размышляла о своей жизни.

Не так она представляла свою карьеру.

Не так.