Звезда Запада

– Выходите, он удрал! – смахнув набежавшие слёзы, сказал Лофт, отсмеявшись. – Эй, Торир, а ты не так давно спорил со мной, говоря, что дракон нам не нужен и вообще его племени доверять не стоит!

Конунг мрачно посмотрел на Гюллира, потом повернулся к Лофту:

– Так я ж не про него... Драконы всякие бывают.

Торир сейчас сам себя стыдился. Какой же ты конунг, спрашивается, если от опасности скрылся и не вышел ей навстречу? Вспоминать о том, как всё сжалось внутри, едва Гарм вошёл в зал, Торир не мог – противно было. Но опять же, коли много лет слышишь песни скальдов, в которых его имя произносится с не меньшим страхом, чем имя Старухи из Железного Леса, и знаешь, что он величайший из племени чудовищных волков, принёсших гибель богам в Последней Битве, невольно устрашишься. А теперь боязни как не бывало – хорош пёс, страж подземного мира, без оглядки сбежавший от дракона, который по своей воле и мухи не обидит. Не такой уж Гарм и громадный, как попервости почудилось...

– ...Это прозвучит странно, – вдруг сказал Лофт, глядя в стену, – но, по-моему, пёс не хотел на нас нападать. Он не видел в нас врагов...

– Да, интересное предположение, – согласился Альбиорикс, кивнув. – Сейчас, однако, это не имеет никакого значения. Спали мы, между прочим, достаточно долго, и поэтому теперь хочешь не хочешь, а надо идти. Лестница ровная, без трещин и завалов, но всё равно подъём предстоит очень трудный.

* * *

«Всегда преуспевайте в деле, зная, что труд ваш не тщетен...»[21] – только эти строки из Писания поддерживали отца Целестина в дальнейшем. Счёт времени, шагов, коротких остановок на отдых был давным-давно потерян, и монах с тупым упрямством снова и снова вставал на подкашивающиеся, гудящие от перенапряжения ноги и шёл следом за всеми по широким ступеням, круто уходящим вверх, к покоям Нидхёгга и Красному Замку. Ясно ощутимое чувство присутствия Чёрного Дракона уже стало настолько привычным, что отец Целестин попросту махнул рукой на Владыку Имирбьёрга, считая его теперь кем-то наподобие члена отряда. Видгар, кстати, на одном из привалов рассказал монаху о собственных ощущениях, и вышло, по его словам, что Нидхёгг якобы не питает ни к кому из идущих по его владениям людей неприязни, а вовсе испытывает почти дружескую симпатию. Отец Целестин, конечно, не поверил, решив, что Видгар просто хочет его успокоить, но, прислушавшись к своему внутреннему «я», и сам удостоверился в схожести собственных чувств и мыслей со словами любимого ученика.

Только вот дальше-то что?

* * *

«Имеешь служение – пребывай в служении»[22], а на всё прочее – воля Всевышнего. «Но в чём оно, служение это? – думал монах, стараясь не обращать внимания на нехватку воздуха и боль в спине. – Мы исполнили предназначенное, ну или почти исполнили, но сейчас будет нужда в водительстве, потребность в том, чтобы кто-нибудь, кто сильнее и мудрее нас, сказал, что делать и как исполнить скрытую от нас, грешных и несовершенных смертных, волю того, кто привёл людей из мира, в котором уже нет места чудесам, в мир, где всё противоположно и в пределах которого, как мне кажется, решается участь не только турсов, речных троллей, древних духов или валлов, но и судьба твоего дома...»

Чем выше уходили лестничные марши, тем труднее приходилось. Даже Лофт, вечно бодрый и выносливый, отдувался и, выполняя наравне с Альбиориксом роль предводителя отряда, всё чаще требовал остановок на отдых, а люди и вовсе вымотались до предела. Бывавший в горах отец Целестин знал, что на высоте непривычному всегда становится не по себе – каждое движение даётся с усилиями и тяжко дышать, и теперь говорил себе, что скоро всё кончится. Но каждый новый шаг лишь уносил истощившиеся силы, которые было не восстановить.

Короткий тревожный сон не принёс облегчения, и Лофту с Альбиориксом пришлось едва ли не силой поднимать остальных. Гуннар поднялся только после того, как окончательно разозлившийся Локи метнул ему в место, куда германец некогда поразил мечом торировского хирдмана Эйрика, тонкую синюю искру, пробудившую его не хуже, чем пригоршня снега. И всё повторилось снова – темнота, холод и исчезающие во тьме ступени. Никто и не гадал о том, что́ сейчас за стенами Горы – день, ночь ли. Или же вообще Междумирье перестало существовать, а его обломок в виде конуса Горы Имира летит в пустоте Внешней Тьмы...

И черноту впереди вдруг прорезал рассвет. Лестница вывела отряд в громадный, вытянутый овалом зал с резными колоннами и стрельчатыми окнами, выводящими наружу. Во всех Трёх Мирах наступал седьмой день июля.

– Это не здесь, – прохрипел Альбиорикс, не давая никому остановиться. – Мы пришли в замок двергов, но это лишь первый его ярус. Идёмте за мной.