Звезда заводской многотиражки 2

— Ага, — вздохнул Жан. — Главное, сначала хотят, чтобы мы были смелыми и изучали новое, а когда… Эх, эти взрослые! Так что там за дело, дядя? А то у меня пара минут всего, если дольше задержусь, мама выскочит меня искать.

— С твоей бабушкой случилась беда, — сказал я.

— С бабой Наташей? — уточнил Жан, откидывая ковш мусоропровода.

— Да, с Натальей Ивановной, — кивнул я. — Она попала в больницу в Закорске. И ее надо оттуда вытащить. Перевести. Хотя бы навестить. В общем, сделать хоть что-нибудь, а то там тихий ужас.

— А моим родителям вы сказали? — Жан опрокинул мусорное ведро над черным зевом мусоропровода. В ковш посыпались смятые бумажки.

— Сказал, — хмыкнул я. — Они поругались, и, кажется, из-за этого могут до Нового года ничего не предпринять. А потом может быть уже поздно.

— Мама не любит бабу Наташу, — кисло усмехнулся Жан. — А меня она не послушает.

— Слушай, ты же уже взрослый парень, — я подмигнул. — И изобретательный. Придумал ведь, как в подъезд выйти, чтобы мама ничего не заподозрила. И родителей своих знаешь. Вот и напряги извилины, что нужно сделать, чтобы спасти любимую бабушку.

— Можно дядьке Егору позвонить, у него запорожец… — задумчиво проговорил Жан.

Наверху снова открылась дверь. Я торопливо отпрянул обратно за трубу.

— Жан, ты что там копаешься?! — раздался сверху голос мамы.

— Счас я, — недовольно буркнул Жан и с грохотом захлопнул мусоропровод. Смятые бумажки с тихим шуршанием и шелестом посыпались вниз по трубе. Он посмотрел на меня и прошептал. — Я что-нибудь придумаю.

Он поплелся наверх, волоча ведро за собой. Нда, некоторые дети могут передвигаться двумя способами — или нестись, круша все на своем пути, или плестись, волоча на спине всю скорбь этого мира.

Я подождал, когда Жан зайдет в квартиру под ворчание матери. Подождал, когда дверь захлопнется и замок щелкнет. Сосчитал зачем-то до тридцати. И тихонько спустился вниз. Постоял рядом с лифтом, потом спустился еще на один этаж и только оттуда вызвал лифт. Конспирация, так конспирация!

Я вышел из автобуса на площади Советов и посмотрел на мерцающие на гостинице «Центральная» часы. Всего-то восемь вечера. Утром Феликс сказал, что встречу насчет жилья отложили до Нового года, так что пока я могу пожить у него. Но идти домой мне пока не хотелось, тем более, что завтра мы весь день проведем в обществе друг друга. И еще с Мишкой. Отгул мне дали без проблем, Антонина Иосифовна даже хотела и на тридцать первое меня тоже отпустить, но я сам отказался. Я же не не новогодние каникулы себе старался выправить, а действительно по делу. И даже результат потом смогу показать… Мишку отпустили еще проще. Он на заводе был вообще на особом счету — летописец-светописец. Главное, приноси очередную пачку героических фотографий.

Ладно, время реально еще детское, можно заскочить в «Петушок», чаю попить. Или молочный коктейль. Может, кто знакомый там будет…

Я решительно свернул на аллейку и потопал в сторону кинотеатра «Россия».

В «Петушке» все было уже новогоднее. В углу стояла елочка, зеленых иголок которой было не видно из за сплошного слоя блестящего дождика. Всякие панно и декоративные решетки увиты мишурой, а с потолка свисают многочисленный ниточки с нанизанными на них кусочками ваты. Рядом с дверью — сложенная стремянка. Похоже, украшать закончили только сейчас. Или собираются еще продолжать, хотя плотность украшений на квадратный метр и так зашкаливает.

— О, Жаныч! — Веник меня заметил до того, как я успел хоть кого-то разглядеть в блестящем мельтешении новогодних декораций. — А мы тут как раз о тебе говорили…

Я подошел к столу, пожал руку Венику. Потом парню, похожему на бобра. Потом двум ухажерам брюнетки с морковными губами. Как их всех зовут я благополучно уже забыл, конечно. Посмотрел на Лизавету. Она демонстративно отвернулась и поджала губы. «Ага, понятно, о чем вы тут разговаривали», — весело подумал я, взял стул от соседнего столика и с грохотом придвинул к этому. Устроился рядом с Лизой, приобнял ее за талию.

— Привет, любовь моя, — прошептал я ей на ухо и чуть не чихнул. Химические кудряшки защекотали нос. И еще у нее были новые духи какие-то. Тяжелые, приторно сладкие. Не люблю такие, вообще не понимаю, кому в голову приходит ими мазаться.

— Отвали от меня, козел! — Лиза дернулась и вскочила. У нее было очередное новое платье. Тоже явно самошитое. Сидело чуть лучше, чем прошлое, но все равно как-то… Как-то… Как будто она пыталась скопировать модель из какого-то глянцевого журнала, но использовала выкройки с уроков труда в школе.

«Ты придираешься, Жан Михалыч! — строго одернул я себя. — Как умеет, так и одевается. У тебя вообще до сих пор на жопе „Рила“, и ничего!»

Я заказал два молочных коктейля — себе и Лизавете. Откинулся на спинку, сделал глоток сладкого клубничного пойла и расслабился. Слушал треп приятелей-бездельников и чувствовал, как меня вот только сейчас отпустило. Все-таки, визит к родителям и разговор с самим собой оказались делом довольно нервным. Ну или, скажем так, тревожащим.