— Вот ты сравнил, — Эдик шлепнул себя руками по ляжкам. — Это же ты за светской жизнью следишь, а я только за спортивной. Вот если бы Игорь Алексеевич футбольную команду собрал или, там, чемпионат выиграл… Зато я знаю, что он у нас кандидат в мастера спорта по боксу!
— Кто он? Иван? — нахмурился Эдик.
— Да почему Иван-то? — возмущенно проговорил Семен. — Главный инженер наш. Игорь.
— Вот он, наверное, прошлого главного инженера и нокаутировал, — хмыкнул Эдик и оба замолчали. Повисла неловкая пауза, но на наше счастье в этот момент открылась дверь, и в редакцию вплыла наша фея, Антонина Иосифовна. Она была в длинном черном платье с блестками, а в руках несла букет цветов. На лице — мечтательная полуулыбка.
— С наступающим, Антонина Иосифовна, — первым выпалил я.
— И вас с наступающим, ребята! — она улыбнулась шире. — Ой, какая красота! Это кто такое чудо испек?
— А это дашина мама постаралась, — хвастливо, будто сам принимал в этом активное участие, сказал Семен. — Опять она нас балует!
— Замечательно! — редакторша положила букет на стол. — Эдик, а ты что опять такой хмурый? Кстати, где-то у нас была ваза? Может кто-нибудь наберет водички, а то хризантемы завянут…
В общем, начался обычный рабочий день в нашей редакции. Тридцать первое декабря тысяча девятьсот восьмидесятого года. Ох, надеюсь, что я не растворюсь в небытии под звон новогодних курантов. А то черт его знает, как работает вся эта метафизика, которая меня сюда забросила… Не хотелось бы уже. Прикипел, привык.
Единственное, что отличалось сейчас от обычных трудовых будней — это новогоднее убранство. Елки нам в редакцию не досталось, зато в изобилии были прочие декорации — густо наклеенные на окна снежинки из салфеток, свисающие с потолка нанизанные на нитку кусочки ваты, вперемешку с мерцающими нитками дождика, серебряные вьющиеся ленты серпантина и мишура, конечно же. Много-много мишуры на всем — от шторок и ламп дневного света на потолке, до шкафов, вешалки и монтажного стенда.
— О, Иван, чуть не забыл же! — Семен хлопнул себя по лбу, когда мы собрались идти на обед. — Настя же тебе записку передала!
— Настя? — я непонимающе захлопал глазами. — Какая еще Настя?
— Вот ты даешь, спасатель! — расхохотался он. — Ну Настя! Та, которую ты на лыжной базе выручил!
— Ах эта Настя! — с облегчением усмехнулся я. — Как у нее дела? Как нога?
— Нормально, на с больничного выходит второго января, — сказал Семен. — Мы просто соседи по лестничной клетке, поэтому и знаю. Вот, держи письмо от своей принцессы.
Семен протянул мне свернутый вчетверо листочек с «бахромой» от колечек пружинки. Никак не заклеенный и не запечатанный. Я развернул.
«Иван, мне ужасно стыдно, что я вот так сбежала и даже толком вас не поблагодарила. С ужасом думаю, что бы случилось, если бы вы случайно тоже не заблудились.
Будет очень смело с моей стороны пригласить вас на чай? В благодарность за свое спасение я обещаю испечь наш семейный домашний торт. Передайте через Семена ответ, я до второго на больничном».
— Ну вот что за несправедливость, а? — горестно вздохнул Семен. — Иван с дистанции сошел, получается, а главный приз выиграл!
— Семен, а ты знаешь, что зависть называется «болезнь желтых глаз»? — хохотнул я. — Смотри, много будешь об этом думать, попадешь в больничку с гепатитом!
— Тьфу на тебя, — отмахнулся Семен. — Гепатит — ужасная штука, у меня недавно им двоюродная сестра болела. Два месяца в инфекционке мурыжили!
— Передай Насте, что я с удовольствием принимаю и ее благодарность, и приглашение, — злорадно сказал я. — А тебе нужно поменьше совать нос в чужие письма!
— Так не заклеено же было, — хмыкнул Семен. — Значит не так уж и секретно!
— Да-да, секретики свои она только с Нонной обсуждает, — криво ухмыльнулся Эдик.
— С Нонной? — спросил я. — Это которая сваха заводская?
— Смотри-ка, запомнил, — Эдик поднялся из-за стола. — Ну что, товарищи журналисты, мы сегодня идем обедать или так и будем языками чесать на пороге?
В столовой было шумно, празднично и тоже все по-новогоднему украшено. От профкома повесили здоровенный стихотворный плакат, в котором слово «год» было зарифмовано со словом «придет», а слово «свершения» со словом «уважение». И это было бы даже неплохо, если бы ритм не прихрамывал. На все четыре ноги.
В дополнение к ароматам столовского соуса и тушеной капусты добавился запах мандаринов и что-то неуловимо-алкогольное. За самым дальним от раздачи столиком что-то очень отчетливо бумкнуло. А следом раздался сдавленный смех и шепот:
— Стаканы, стаканы давайте!
Мы встали в очередь и успели ухватить последние три подноса из стопки.
— Эх, могли бы сегодня в честь праздника что-нибудь эдакое приготовить! — мечтательно проговорил Семен, забирая с полки половину яйца, политую щедрой порцией майонеза. — Праздник же!
— А я вообще сегодня только салат буду, — сказал Эдик, но взял, почему-то ватрушку.
— Место в желудке освобождаешь? — с пониманием покивал Семен и потянулся к хлебнице за горбушкой.
— Мама продукты для стола полгода запасала, надо же теперь как-то это все сожрать! — усмехнулся Эдик.