Мостовая, как водится, была тряская, а рессоры годились лишь на то, чтобы обеспечивать повозке как килевую, так и бортовую качку. Прохожие обращали внимание на нездешнего хлыща в открытом кузове, иные показывали пальцами. Ларсен величаво терпел. Респектабельность – вот что он должен был еще раз продемонстрировать туземцам. То качество, которого им никогда не достичь.
Ровно в назначенный час он вышел из повозки возле здания Совета и чинно поднялся по ступеням. Никто не попытался остановить его у входа в зал заседаний, а дежурный секретарь, увидев Ларсена, отвесил ему некое подобие почтительного поклона. Дело шло на лад.
Архистарейшины уже сидели на местах. Не хватало мерзкого старикашки Сысоя и, пожалуй, еще кое-кого, но Ларсен не стал пересчитывать старых пеньков по головам. И без того было ясно, что кворум обеспечен.
Знай Ларсен о том, что в данный момент происходит в трехстах семидесяти восьми имперских милях над его головой, а именно на орбите, куда было велено взобраться «Топинамбуру», он неминуемо пришел бы к выводу о том, что передвигаться ему следует гораздо быстрее. И не в том направлении. Однако «сторожок», отпочкованный для Ларсена «Топинамбуром», уже был отключен по команде Цезаря Спицы и не мог предупредить об опасности. Говоря откровенно – и не захотел бы. Правда, в момент отключения «сторожок», повинуясь долгу, с большим отвращением подал короткий телепатический сигнал о прекращении функционирования, но в данный момент в ухе Ларсена находился «сторожок» не «Топинамбура», а старого звездолета. Ушей у человека, как правило, два, и если заткнуть оба уха горошинами «сторожков», то чем слушать местных архигамадрилов?
Легкое чувство тревоги – вот и все, что ненадолго ощутил Ларсен.
И пренебрег.
Заметив предназначенное для него плетеное кресло сбоку от трибуны, он подошел к нему и сел, по пути поприветствовав архистарейшин легким кивком. Кресло скрипнуло, но, как и следовало ожидать, не развалилось. Архистарейшины не были настроены глумиться – они были настроены капитулировать.
Да и что им еще оставалось?
«Скорее, как можно скорее завербовать хоть одну планету!» – вот о чем должны были думать их скрипучие мозги. Завербовать и по возможности содрать с нее дань немедленно. Ведь скоро, гораздо скорее, чем хочется, на Зябь явятся сборщики дани с Рагабара, оценят совокупный доход планеты и выставят такой счет, что половина Совета, пожалуй, сразу помрет от инсульта, а вторая половина – от инфаркта. И это еще будет не самым худшим выходом, потому что народ имеет неприятную привычку поднимать правителей на вилы, если придавить его непосильным налогом. А что делать, если не грабить собственный народ? Как вывернуться? Галактической валюты планета не имеет, придется платить натурпродуктом, каковой рагабарцы, не будь дураки, примут по нищенским расценкам да еще заломят втридорога за перевозку. Так и случится, если до той поры у Зяби не появится внешний источник дохода.
Ларсен от души надеялся, что никто в Совете не догадается расплачиваться с рагабарцами дивным зябианским бу-хлом. Он сам намеревался вырастить на этой делянке не один миллион имперских кредиток. Но после, после!
Сначала – договор с архистарейшинами.
Долго ждать не пришлось. Председательствующий – лысый, как колено, старикан – позвонил в колокольчик, заправил сивую бороду в карман штанов и огласил повестку дня. Поскольку она состояла из одного пункта, много времени на это не ушло.
К трибуне на кресле-каталке заспешил докладчик. Воздвигнуться на трибуну он не смог и не пытался, а зачитал бумагу с кресла. В ушах Ларсена доклад прозвучал музыкой.
Лейтмотив был прост: все плохо! Все очень плохо! Несколько месяцев назад Совет принял безответственное решение, а позднее усугубил тяжесть его последствий не без помощи отсутствующего сегодня Сысоя Клячи с его непростительной авантюрой. Но виноват не только Сысой – виноват и весь Совет!
Тут старикашка принялся надрывно кашлять, чем занимался минут пять, а подбежавший секретарь деликатно и без всякого результата постукивал его кулаком по спине. Когда кашель прекратился сам собой, докладчик заглянул в бумагу, сказал: «Благодарю за внимание» – и покатил на свое место.
Председатель объявил прения по докладу.
Любой на месте Ларсена как минимум начал бы недоумевать: если решение уже принято Советом, то к чему доклад и прения? А если решения еще нет, то почему он, Ларсен, приглашен на заседание? Ничего нового он уже не скажет Совету, и Совет об этом знает…
Но Ларсен волей-неволей уже начал понемногу разбираться в политической системе Зяби и традициях ее правительства. Один пьянчужка в баре, фыркнув в поднесенный Ларсеном стакан бу-хла, сообщил по секрету: что взять со старичья? Так и будут мусолить по десять раз одно и то же, потому что если перестанут – забудут, о чем вообще шла речь…
Забулдыга преувеличивал, но сейчас Ларсену казалось, что не так чтобы очень.