Звёздная пыль

Мы выплыли на глубоководье и поплыли вдоль берега вверх по течению. Светлана гребла легко и непринуждённо, вёсла бесшумно погружались в воду, не оставляя на её поверхности кругов и лодка скользила стремительно и ровно, словно под парусом.

Солнце светило прямо в лицо Свете, а оно, в свою очередь, светилось неподдельной радостью, таким детским счастьем, весёлым озорством. Я смотрел на нее, не отрываясь, словно видел её впервые, – эти глаза, разбрызгивающие зелёные искорки, эту улыбку с неизменными ямочками на щеках и эти, ещё непросохшие волосы, светло-русым дождём ниспадающие на загорелые плечи…

«Какая же ты красивая! Бесподобно красивая! – восторженно думал я. – Как бы я хотел видеть тебя всегда такую – счастливую и необыкновенно красивую!»

Света поймала мой взгляд, и на её щеках вспыхнул румянец. Я не знаю, что она подумала, но мне вдруг неудержимо захотелось заключить её в нежные объятия и поцеловать.… А ещё крикнуть громко-громко, так, чтобы услышал весь мир: «Я люблю тебя, Света!». И крикнул бы, наверное, если бы не пацаны.

– А давайте порыбалим, – услышал я словно издалека голос Лёшки. Здесь место хорошее, я точно знаю!

Света перестала грести, опустив вёсла на воду. Пацаны размотали свои удочки и забросили их подальше от лодки. Притихшие, они уставились на свои поплавки в ожидании рыбацкого счастья.

Я пересел на скамейку к Свете и легонько обнял её за талию. Она повернулась ко мне и улыбнулась той самой, счастливой улыбкой, которую я видел минуту назад.

– Спасибо тебе, Санечка, услышал я её шёпот.

– За что, Светлячок?

– За лодку, – так же тихо ответила она.

Я легонько прижал её к себе, и меня снова обожгло это новое, совсем незнакомое мне ранее чувство. И это была не страсть, нет, это было что-то большое, захватывающее; оно, словно морская волна, высоко поднимало меня, а потом низвергало в пучину невесомости…

Я видел, как пацаны украдкой бросали на нас короткие взгляды, в которых вспыхивали смешливые искорки, но это совсем не занимало меня, я был далеко-далеко от всего земного, возможно в другом мире, который называется Любовь…

Глава 3. Леон

Хусейн немного повозился с замком, который он открывал большим ключом, напоминающим кочергу, открыл металлическую дверь и, приглашая жестом войти, пропустил меня вперёд. Мы оказались в небольшом полутёмном зале, облицованном жёлто-коричневыми травертиновыми плитами с маленькой эстрадой или сценой, выполненной в виде полумесяца. Задняя часть сцены была задрапирована тёмно синей тканью с блёстками, в центре которой был вышит золотом большой полумесяц. В зале стояло несколько столиков, возле каждого из которых было по два стула. Мы присели за одним из них и стали ждать. Через несколько минут я услышал лёгкий шум, напоминающий полёт большой птицы и в зал через открывшуюся боковую дверь вкатилась инвалидная коляска, в которой сидел человек, лишённый обеих ног. Подкатив к нашему столику, он приветствовал нас кивком головы.

– Леон. Меня зовут Леон.

Он протянул мне руку. Я слегка пожал её, маленькую и, как мне показалось, безжизненную.

– Александр.

– Про вас я всё знаю. Вы отличный музыкант, саксофонист. Я давно искал с вами встречи. И вот, волей Аллаха, вы здесь.

Говорил он короткими фразами, словно рубил, голос у него был высокий, но властный, да и выражение лица отнюдь не показывало его жалким инвалидом, скорее напротив – могущественным повелителем. Он сделал короткий знак рукой Хусейну, тот сразу же встал и вышел.

– Чем обязано моё столь необычное явление к вам? – спросил я его.

– Всему своё время. Совсем скоро вы поймете, зачем вы здесь.

Я посмотрел в его абсолютно чёрные глаза и почувствовал лёгкий озноб, как будто присутствовал на сеансе гипноза. Он достал из кармана пачку сигарет «Camel», открыл и протянул мне. Я отрицательно покачал головой.

– Не курю.

– Вы хотели бы стать богатым?

– Богатство к чему-то обязывает, а я предпочитаю свободу.

– А что есть для вас свобода?

– Свобода – это, прежде всего, действия или бездействия, неконтролируемые извне.

– Но человек, в сущности, не может быть свободен. Его действия или бездействия, так или иначе, кем-то или чем-то контролируются. Это работа, зарплата, жена, дети, тёща, погода, наконец!

– Справедливо. В этом смысле бомж является для меня идеалом.

– Мне кажется, у нас много точек соприкосновения. Сколько вам лет?

– Было сорок.

– Возраст мужчины.

– Кажется, у Марк Твена есть такое выражение: «30 лет – это старость молодости, а 40 лет – это молодость старости».

– Я не на много старше вас – мне сорок два.

– По вашему лицу трудно определить возраст, но мне показалось, что вы значительно моложе.

– У вас есть семья… – скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс он.

– В общем-то, да. Скорее всего, была.

– Вы заботитесь о ней?

– Заботился. Высылал иногда деньги.

– Ваша жена поёт?

Я вздрогнул.

– Нет… она работает в общеобразовательной школе. Учителем пения. А как вы знаете, что она… – я не договорил.