Включив дальний свет, он поехал к гавани. Уже не было видно дневного света; лишь уличные фонари слабо поблескивали в сумраке. Во всех домах было темно. Прежде чем уйти, контактеры погасили свет в едином порыве, столь же удивительном, как и их исход.
Двигаясь к шоссе по знакомой улице, Мэтт опешил, когда увидел дом, в окнах которого горел яркий свет… и почти остолбенел, поняв, что это дом, в котором уже десять лет жили Джим и Лиллиан Бикс.
Он взглянул на часы, помешкал секунду и остановился у поребрика.
Дом не был укреплен на случай бури. Окна не были заклеены или заколочены. Мэтт надеялся, что внутри просто никого нет, а свет остался гореть без повода, но вдруг увидел, как за шторами мелькнула тень.
Он вздохнул и вылез из машины. Мгновенно промок, еще сильнее, чем прежде. Капли дождя буквально сверлили его пальто. Он бросился на крыльцо, постучал, подождал и снова постучал.
Ему открыл Джим Бикс.
Друг сильно изменился, но Мэтт сразу узнал его.
Когда они виделись последний раз, то поспорили насчет беременности Лиллиан. Джим настаивал, что осмотры ей не нужны, что Странники защитят ее. А еще Джим порезал руку, и его кровь была вязкой, почти черной.
Теперь Джим стоял в дверях, полуодетый, высокий и некрасивый, как обычно… но вдобавок худой и мертвенно-бледный. Его кожа не была похожа на кожу; скорее — на тонкую мембрану, прозрачный чехол, натянутый поверх тонких, как морские раковины, костей. Глаза во впалых белых глазницах напоминали тусклые мраморные шарики голубого цвета. Цвет радужки как будто вытек в белки. Зрачки, маленькие, устремленные в одну точку, были словно бездонные темные колодцы.
Мэтт вспомнил пустую кожу, найденную у дома Тома Киндла. Похоже, его старого друга вскоре ждала та же участь.
— Спасибо, что заглянул, — сказал Джим хриплым шепотом. — Но помощь нам не нужна. Все хорошо. Тебе бы в укрытие.
— Вам тоже, — едва выдавил Мэтт.
— Все в порядке. Правда.
— Лиллиан дома?
Джим замешкался с ответом и не спешил пропустить Мэтта.
— Лиллиан? — крикнул Мэтт. — Ты в порядке?
Ответа не было, а если и был, то его заглушили ветер и громкое журчание воды в переполненных стоках.
Лиллиан оставалось три месяца до родов.
— Ребенок, — догадался Мэтт. — Поэтому вы еще здесь? Джим, ради бога, скажи, это из-за ребенка?
Существо, некогда бывшее Джимом Биксом, нахмурилось, но не ответило.
Рассерженный и напуганный Мэтт отпихнул его и вошел в дом.
Одного толчка хватило, чтобы едва не сбить Джима с ног. Мэтт почувствовал, насколько он легок, ужаснулся от отсутствия массы под его ребрами.
— Лиллиан?
— Мэтт, — сказал Джим. — Тебе лучше уйти. Пожалуйста.
— Я хочу ее увидеть.
— Ей не нужна медицинская помощь.
— Это ты так говоришь. Но я не осматривал ее с самого Контакта.
— Мэтт… — Его друг печально посмотрел на него. — Ты прав. Мы остались из-за ребенка. Лиллиан хотела родить. Но тайфун… задерживаться было бы глупо. Мэтт, это деликатный момент. Прошу, уходи.
— Что значит «родить»? Она что, уже рожает?
— Не совсем. Мы…
— Где она?!
— Мэтт, не лезь не в свое дело.
Входная дверь осталась нараспашку. Откуда-то с улицы донесся громкий звон разбитого стекла.
Мэтту во что бы то ни стало хотелось увидеть Лиллиан и поговорить с ней или хотя бы узнать, что с ней творится и в какой калейдоскоп преображений она попала. Может, он действительно лез не в свое дело. Но ему было плевать. Она была его пациенткой.
— Лиллиан? — Он вошел на кухню, но там никого не оказалось. — Лиллиан! — крикнул он в лестничном проеме.
Джим, слишком слабый, чтобы его остановить, отступил в сторону и лишь смотрел на Мэтта глубокими грустными глазами.
— Мэтт, — сказал он наконец. — Мэтт, прекрати. Она в спальне, дальше по коридору.
Мэтт бросился туда и распахнул дверь.
Лиллиан лежала на кровати, голая.
Ее ребра выступали сквозь истонченную плоть, глаза были такими же странными, как и у мужа, только карими. Она приподняла голову и, казалось, не удивилась появлению Мэтта.
Ее ноги были раздвинуты. Крови не было, но Мэтт с ужасом понял, что она рожает… нечто.
Нечто похожее на скукоженного гомункула или на эмбрион обезьяны вроде тех, что хранились заспиртованными в средневековых аптеках. Сухое, неподвижное.
Ужас сменился непреодолимой мучительной грустью. Мэтт посмотрел на Лиллиан. На ее лице не было никаких эмоций. Она очень хотела ребенка.
— Лиллиан, — прошептал он. — Боже мой.
— Мэтт, — спокойно сказала она. — Ты не понимаешь. Это не ребенок. Это лишь побочный продукт. Настоящий ребенок с нами! Он с нами уже несколько месяцев. Это мальчик. Он живой. Мэтт, понимаешь?! — Она постучала по голове. — Он живет здесь. И там. — Она раскинула руки.
В Большем Мире.
— Мы назвали его Мэттью, — улыбнулась она тонкими бескровными губами.
Он подъехал к домику Мириам Флетт, благодарный буре за обезболивающий шум. Ветер ревел так, что думалось с трудом. Ну и хорошо. Он не хотел думать.
Мириам — маленькая, сгорбленная из-за остеопороза, средней тяжести женщина — встретила его у дверей.
— Вы задержались, — хмуро заметила она.
— Не обошлось без происшествий.
— Доктор Уилер, вы какой-то бледный. Не заболели?