– А с чего это ты вдруг решил, что годишься для этого?
– Ну во-первых, я занимался этим в своей дипломной работе и представляю, как этот прибор состряпать наилучшим образом. Во-вторых, не вижу в лаборатории другой кандидатуры для этого, кроме Селезнева, но он сильно перегружен.
– А в-третьих?– "В-третьих" у меня нет.
– Почему же? Ты мог бы сказать без ложной скромности, что, подняв долговечность "Элегии", ты "Эллинг" сразу будешь делать долговечным... Признаюсь честно, Сашка, люблю я нахалов! Потому что нахальство и инициатива – хоть и дальние, но родственники. В эти дни я ходил и думал: вот если бы Величко сам попросился в замы, я бы его охотно взял. Ну так ты пошел? Тогда держись!
– Вы это о чем, Георгий Иванович?
– Шах тебе и мат, через три хода, вот о чем!.. Представляешь ли ты себе, однако же, что такое ОКР? Науки там процентов десять, не больше. Процентов на шестьдесят технологических проблем. Остальное– сплошная политика с потребителями, с начальством и с военпредами, с опытными и серийными заводами. И все это, Саша, я взыщу с тебя в полной мере, как шерсть с овечки. А почему? Потому что ты сам на это так замечательно напросился.
– Все это я прекрасно представляю, Георгий Иванович, но мне-то как раз и нужно загнать себя в четкие рамки и научиться работать, как следует.– Что ж, давай загоняй себя в рамки. Как тот самурай из анекдота, что сказал: "Урезать так урезать!" и сделал себе харакири.
Да, именно таким "самураем" я почувствовал себя в ближайшие же дни. Три года, вплоть до ухода вместе с "Эллингом" на завод, стали моей великой школой, потому что были моей великой мукой... Что за беда, если отвечать тебе приходится лишь за себя самого, как было у меня до этого! В качестве же заместителя главного конструктора прибора ты уже отвечаешь за всю группу исполнителей темы в лаборатории, мало того – и за исполнение работ по "Эллингу" на других участках теми, кто тебе непосредственно не подчиняется. Обязан ты вовремя "озадачить", обзвонить, согласовать, разобраться, добиться... Десятки глаголов выражают твою деятельность, и главным органом на работе становятся уже ноги, а не голова, хотя от головы по-прежнему зависит не столько пресловутый "покой" твоих ног, сколько коэффициент их полезного действия. Обычной дневной смены тебе едва хватает, чтобы все обежать, все проследить, упредить возможность брака или срыв планового срока, вовремя поднять начальство на головотяпов или рвачей. Даже и второй, вечерней, смены едва хватает на то, чтобы немного поостыть и в тишине опустевшей лаборатории вникнуть в результаты измерений, разобраться в причинах отличия характеристик нового макета от ожидаемых или даже самому сесть за стенд и пристально обмерить то, что упущено испытателями. И назавтра, уже вооруженным этим знанием своего "детища", снова стать подлежащим для десятка-другого глаголов. Всего труднее оказалось сознательно "заводить" себя по утрам...На первых порах я пришел к тому, что Стаднюк не без брезгливости назвал "таганрогской манерой" в работе. Я располагал к себе людей, то есть впутывал в дела нечто, по мнению Стаднюка, несообразное – живые человеческие отношения, как он выражался, "эмоции". Кого веселым анекдотом, кого искренним участием в беде или разделенным восторгом по поводу успехов дочери в музыкальной школе я заставлял вольно и невольно относиться к заказам по "Эллингу" как к чему-то особенному, первоочередному и первостепенному. Это крепко способствовало, в общем-то, досрочному получению первого действующего образца прибора, но Стаднюк в корне пресек эти деяния своего заместителя.
– Знаю я, чем оборачивается для дела твое кумовство, – сказал он. – Ты думаешь, что за скорость ты платишь своими байками? Нет, платишь ты качеством разработки. Давай вот сейчас проверим наобум по участкам: скоростная эта работа оплачивается отклонениями от технологии.
Как на грех, из шести проверенных в тот раз операций четыре оказались с нарушениями.
– Вот так, – суховато произнес Стаднюк. – Скоро вы, товарищ Величко, перестанете понимать, почему у одного образца параметры еще так-сяк, а у другого их просто нет. Кумовство немедленно забыть!