А была уже середина мая, зацветала черемуха, и соловьи залетали ночью на березу под окнами нашего квартирного общежития. В один из майских уик-эндов я ввязался в байдарочный поход по реке Наре, проводимый секцией водников Московского турклуба. Пять байдарок – четыре трехместных "Луча" и двухместная надувная "Саламандра" человек на двадцать народу. Только жребий мог рассадить эту компанию, оставив за бортом неудачников. Жребий тянули из каскетки инструктора. Я развернул свою бумажку – "Саламандра" И тут она подошла ко мне, та очень красивая девушка, на которую я боялся смотреть, чтобы не влюбиться и не добавить к своему "торфяному пожару" еще огонька.
– Я тоже "Саламандра" – сказала, улыбаясь. – Значит, вы мой капитан. Будем знакомиться?
На меня глядели карие яркие глаза с чудесным татарским разрезом. Руку тонкую узкую мне протянула: "Женя Снежина..." От этих ее "и" и "ж" и холодом и нежностью на меня потянуло... Тогда в ходу была шуточка "Альпинизм – школа мужества, туризм – школа замужества", и на свадьбах туристов-водников обязательно обыгрывался тост, мол, теперь вы отправляетесь в плавание по бурной порожистой реке по имени Жизнь в байдарке с названием "Любовь". Знакомясь, мы и не подозревали еще, что садимся именно в такую байдарку и что вытащили из каскетки не бумажки, а судьбу. В электричке мы сидели друг против друга, и я по-прежнему страшился задерживаться взглядом на Женином лице...Поплыли. "Саламандра" оказалась очень ходкой, гребнешь раза три, и перегруженные "Лучи" сразу остаются за кормой. Нам кричали: "Эй, на "Саламандре", не зарывайтесь!" Мы и не заметили, как ушли далеко вперед. И тут приключение – Том Сойер с Гекльберри Финном всех своих дохлых кошек отдали бы за такое! Полноводная Нара вдруг на глазах начала мелеть. Еще десяток минут– и мы на дне илистого речного русла. Пришлось вылезать и проводить байдарку по жалкому ручейку между камней и коряг.
– Что за чудеса? – удивилась моя спутница. – Не могу представить, куда подевалась река.– Все очень просто. Женя, – объяснил я. – В верховьях Нары есть водохранилище, наверное, там перекрыли сток. Придется загорать. Дотащим только байдарку вон до того места, где елки на скале стоят.
Есть в среднем течении Нары небольшое ущельице со скальными бортами. В каменном ложе речки там оказался омут, глубокий и чистый от родников. Мы искупались и загорали, лежа на горячих каменных плитах. Сверкало в омуте низкое солнце. О чем говорили? Разумеется, о походах. Я воспевал свои Саяны и Хамсару, Женя была уверена, что Карелия, где она побывала прошлым летом, ничуть не хуже.
– Куда пойдете этим летом, Женя?
– Не знаю. Моя прошлогодняя группа тоже собирается в Саяны. По меня не берут, нет вакансий. Все там занято женами, а я вот ничья не жена.
Наконец "Лучи" показались из-за поворота в речном русле. Мы кинулись им помогать. Оказывается, нас уже считали погибшими, и экспедиция эта настойчиво шла вперед только ради того, чтобы найти и предать земле наши останки... О, этот натужный юмор случайных туристских компаний! А еще дребезжащая гитара и песни у костра до полуночи... И вот все уже угомонились и полезли в палатки. И только экипаж "Саламандры" почему-то остался у догорающего костра. Стало видно в нашем омуте отраженное звездное небо – непривычный, зеркально опрокинутый Стрелец. Я показал его Жене.
– Вызнаете созвездия, Саша? Завидую, – сказала она, откинувшись от костра и глядя в звездное небо. – Так хочется все знать о звездной Вселенной. Жаль, что мне, филологу, это недоступно. Только глянешь иногда вот так в небо, захватит дух...– "И страшным, страшным креном к другим каким-нибудь неведомым вселенным повернут Млечный путь", – отозвался я.
– О, вы и Пастернака знаете, Саша?