Звездное вещество

И оказалось, что жарить хариусов это так же замечательно, как стирать и целоваться. Пока Женя чистила и потрошила прекрасных серебристых рыб, я собирал плавник по берегу и развел такой костер, что через полчаса уже были превосходные угли, и сковородка шипела и стреляла, подрумянивая куски рыбы... И есть хариусов, сидя на земле спина к спине и прикасаясь затылками, тоже было хорошо. И смотреть, ожидая пока вскипит чайник, на вечереющее уже солнце... И собирать высохшее, восхитительно пахнущее озоном и снегом белье... И снова и снова тянуться друг к другу... Все было необыкновенно ново и хорошо в раю по имени Буредан!До самого последнего мгновения жизни своей буду я помнить то прекрасное, что было у нас с Женей в ту солнечную ночь у водопада. Как проснулся в абрикосовом свете. Как, полувыбравшись из спального мешка, принялся лихорадочно расстегивать молнию на мешке Же­ни. Я не совсем осознавал, что делаю, и чувство, наполнявшее меня, было сродни жажде... Женя, высвободив из мешка руки, так же поры­висто обняла меня и горячо зашептала: "Не надо спешить, хороший мой, любимый! Я еще не готова. Понимаешь? Это должно прийти к нам обоим одновременно. Это придет! Мы никогда-никогда не будем разлучаться с тобою, Санечка, и это придет..."Теперь, через три десятилетия, постигаю я все величие Божьего замысла. Повторно создав рай у Буредана, Творец воспользовался тем, что не растут в тундре яблони. И это тоже было хорошо, потому что яблоки с райских яблонь – вовсе не простая материя! Через полгода молодоженами в московской гостинице мы это с Женей поняли, хотя и не решались еще выразить это словами... То, о чем горячо шептала мне ночью у Буредана Женя, пришло к нам только через год в Кокте­беле. Нужно было каждому серьезно пережить страх потери другого, чтобы нас действительно соединила любовь. Но и это не стало преде­лом. Еще пятнадцать лет мы, ступенька за ступенькой, поднимались к постижению того, что Бог заключил в своем заветном яблоке. Думаю, что он и в первый раз не потому так сильно разгневался, что Адам с Евой попробовали то яблочко, а лишь за то, что сделали они это сует­ливо и в присутствии третьей стороны.Не зря вчера был тот ветерок с Карского моря, отлично прого­нявший комаров!.. По туго натянутой крыше палатки шелестел дож­дик. Через зеленый тюлевый полог на входе был виден противополож­ный берег, и там происходило какое-то непонятное движение, словно берег порос суетливым подвижным кустарником. Слышались гортан­ные крики и лай собак. Я надел плащ и выбрался наружу.

– Женя, на той стороне Кары стоит чум и много нарт!– Нарты летом? Не может быть.– Да ты посмотри, как носятся по траве и кустам!

Четверка оленей лихо волочила вдоль берега нарты. Сидящий на них ненец с длинным шестом пытался отсечь стадо, не желавшее начи­нать переправу и упрямо текшее в сторону водопада. Подальше от бе­рега другие ненцы также носились на нартах, и прыгали там оленегон-ные лайки, настойчивым начальственным лаем понукая оленей. Нако­нец, передовые рогачи вошли в воду и поплыли, за ними пошли безро­гие важенки и оленята, и вот уже вся река поросла подвижным кустарником. Перебравшись на этот берег, олени брезгливо нюхали верхушки полярной ивы и недовольно хоркали. Молодые оленьи рога казались зачехленными в коричневую замшу.Ненцы на том берегу подвезли на нартах довольно большую лод­ку. Ее спустили на воду, и пятеро ненцев забрались в нее. Им подали четверо нарт. Лайки черные и черно-белые сами попрыгали в лодку, и перегруженный ковчег двинулся к этому берегу. Распряженные олени плыли вслед за лодкой. Потом оленей быстро впрягли в нарты, и чет­веро с азартно лающей сворой скрылись за холмом, куда утекло оленье стадо. Пятый подошел к нашему лагерю. Был он худ и темен лицом с подковкой жиденьких седых усов вокруг рта.

– Здравствуй, геолог! Из Ленинграда?– Из Москвы.

Ненец подошел к байдаркам, неодобрительно осмотрел опроки­нутые вверх дном латанные-перелатанные эти калоши. Глянул при­стально и сказал очень строго:

– Из Москвы, говоришь? У вас, однако, не лодки, а гробы.

Я подошел к байдарке и молча опрокинул ее вверх декой. Увидев надпись "Хальмера", ненец оторопел, потом схватился за пояс и при­нялся хохотать. Вконец расчувствовавшийся, он протянул мне руку и чинно представился:

– Пырерка Абрам Степанович, бригадир. Что улыбаешься, гео­лог? Вспоминаешь анекдот про Абрама и Сарру? Попы имена давали, однако, не знали анекдот.

Забравшись в свою лодку и взявшись за весла, Пырерка сказал:

– Четыре геолога ушли вчера на Минесей. Ваши? Сейчас, однако, обратно идут. На Нярме дым был виден. Приезжай в мой чум пить чай! На "Хальмере"... – и снова он с удовольствием захохотал востор­женно покачивая головой.