– Так, это стираем. – негромко размышляла Женя. – Это чиним, а это стираем потом чиним. Послушай, научи меня обращаться с ружьем.
– Хочешь меня прикончить? Охотно научу.
– Нужен ты мне. Сейчас я на охоту пойду. Всю жизнь мечтала.– Тогда и я пойду с тобой. Одну тебя не отпущу.
– Опять изображаешь заботу? – сощурила глаза Женя. – Да куда я здесь денусь. Вот север, вот запад, и Кара за спиной, а на Каре единственный в своем роде водопад Буредан, который слышно за десять километров.
– А как же твой голеностоп?
– Тем более. Буду чувствовать себя героем Джека Лондона. Любовь к жизни приведет меня обратно... Показывай, как тут и что нужно сделать, чтобы стрельнуло.
Я научил ее вставлять в стволы патроны, взводить курки и целиться. Женя повесила ружье на плечо стволом вниз и по овражку в береговом откосе двинулась в путь, подволакивая ногу... Я остался один.Полуночное солнце золотило верхушки окрестных холмов. В одиночестве полярная ночь больно ранила душу. Огромность пространства настолько растворяет в себе, что почти перестаешь осознавать свои ощущения. Один только слух был прикован к Буредану. Совсем рядом в ущелье, прорезанном Карой в сердцевине огромного холма, водопад гремел-звенел-грохотал-гудел – все это сразу, как в оркестре. Не зря же он по-ненецки Бу-Ре-Дан! Гулкое это звукоподражание говорит сердцу больше, чем наше чисто смысловое водопад. Ненцы любой порог именуют буреданом, но это Буредан с большой буквы, что закреплено навеки его названием на географических картах.Меня снова тянет к Буредану, и я вхожу в ущелье. Тусклое алое солнце, словно намаявшись за день, прилегло на вершину холма, подрагивает, будто бы часто дышит. Кара ускоряющимся потоком уносится в невидимые против солнца ворота. Я вхожу в тень, и сразу становится видна вся заполненная алым туманом расселина. Иду у самой воды по выглаженному половодьями известняку. Быстрая вода черна, по ней цветут, вьются и текут огненные переливы. Выпуклые литые зеркала водоскатов ловят и с восторгом воспроизводят в себе крошечные солнца, в десятикрат более яркие, чем настоящее, видимое над краем расселины. А вот и сам водопад! Будто бы неоставимо вертится видимый только на четверть обода широкий громадный маховик, черный и блестящий... Два мировых первоначала сошлись здесь в вечном своем союзе-противоречии – вода и камень. Над водопадом или порогом, без мыслей и позабыв о времени, можно стоять часами. Почему?Может быть, потому что в каждом человеке тоже борются эти два первоначала, и борьба их означает жизнь? С ознобом в душе я осознаю свою родственность с этим миром воды и камня, куда больт шую, чем осмелился бы подозревать. Что-то поднимается из глубин моего существа, как эти вот водовороты и зелено-белые клубы вспученной воды в бучиле ниже водопада. Все, что я знаю о себе, о земном мире и Вселенной, кажется вдруг таким ничтожно малым по сравнению с черной глубиной во мне самом. Будто бы со стороны и с большой высоты вижу я себя, испуганного и судорожно стремящегося вернуться в привычные рамки обыденного миросозерцания...Мимолетное пронеслось, и снова передо мною лишь темно-зеленый бешеный поток воды в белом ложе из мрамора. Можно представить, что творится здесь в половодье! Как вдохновенный скульптор, вода вырезала в известняке завитки и воронки, огладила углы выступов и протянула в монолите плавные, музыкального дыхания линии, в чем-то сродни орнаментам российского модерна... Вот небольшая воронка, заполненная водой, напоминающая след великана, обутого в паленки. Любопытно, как вода сумела выполнить такую работу? Сквозь прозрачную воду видна на дне этой ванны здоровенная черная кілька. Вот и разгадка: этот камешек, явно притащенный рекой откуда-то издалека, работает здесь в половодье на манер шаровой мельницы! В борьбе с белым камнем река использовала в качестве орудия твердый черный камень. Нужно непременно показать это Жене! При мысли о ней я заторопился к палаткам. "Может быть, и нам с тобой, Женечка, как воде и камню Буредана. придется еще долго прирабатываться друг к другу, прежде, чем мы достигнем такой же вот гармонии, как это удивительное по красоте место", – подумалось мне, и захотелось поскорее увидеть ее, заглянуть в глаза, попросить прощения. Женя уже вернулась "с охоты" и даже устроилась ко сну в палатке.
– Сначала испугалась, что тебя нет, – тихо сказала она, и по тону я понял, что прощен. – Потом вижу: ты бродишь у воды.
– В кого-нибудь палила?
– Нет, что ты! Просто мне очень нужно было постоять лицом к лицу с тундрой. А ружье – так, для куража.
Я разделся и забрался в свой спальный мешок. Женя лежала лицом ко мне, подложив под висок ладонь, смотрела рассеянно и печально. Вдруг заговорила:
– Мы с Надей тогда еще в Иванове жили. Каким-то чудом дошло до нас мамина письмо. Единственное и последнее. Синим химическим