Текущий 92-й год с его острейшими проблемами очень негативно отразился на нашем тираже. В январе он насчитывал 3 миллиона 200 тысяч экземпляров, а к середине осени уменьшился на 500 тысяч. Мы ожидали, что его снижение будет продолжаться и в ходе подписки на следующий, 1993 год, но реальность превзошла самые пессимистические прогнозы. В конце декабря стало известно, что в январе мы сможем печатать для подписчиков и на продажу в общей сложности всего 976 тысяч экземпляров. А это более чем в три раза меньше, чем было в начале года. Таких темпов падения тиража история «Известий» не знала.
Не знала история и того, что произошло в тот год с тиражами многих других российских газет — они рухнули еще сильнее, чем известинский. В мае 1990 года был внесен в книгу рекордов Гиннеса, как самый крупный в истории цивилизации, тираж еженедельника «Аргументы и факты»: 33,5 миллиона экземпляров — три года спустя он ужался более чем в десять раз.
Основные причины всех тиражных потрясений были общими. Это сокращение после распада СССР территории распространения печати: вместо одной шестой части планеты она уменьшилась до размеров России, численность населения сократилась с 293 до 148 миллионов человек, фактически вдвое. Это резкое удорожание бумаги, типографских, транспортных, почтовых услуг, отсюда повышение цен на подписку, на каждый экземпляр в киоске в среднем в 10 раз. Это обвальное и многократное падение платежеспособности населения. А кроме общих причин потерь тиражей у каждой газеты имелись и свои, индивидуальные, во многом касавшиеся ее содержания. Были они и у «Известий».
Сегодня мне кажется, что в 92-м, как и вообще в девяностых, мы оттолкнули от себя многих читателей тем, что не поднялись над противостоянием между сторонниками и противниками реформ. Твердо оставаясь на антикоммунистических позициях, мы должны были бы шире представлять на своих страницах существовавшие тогда точки зрения на происходящее в стране. Мы это делали, но редко и робко, не всегда по ключевым вопросам и проблемам. Боялись. Но не Кремля или правительства, а своего читателя.
Мы убеждали себя и друг друга, что если будем частить с не «нашими», не либеральными рассуждениями на той же полосе «Мнения», то от нас отвернутся давние известинские читатели демократической ориентации. Возможно, какая-то часть из них и перестала бы брать в руки «Известия», зато многие люди иных воззрений могли бы видеть и знать: эта газета — не только для «своих», она для всех, ей можно доверять. Мы не сделали чисто прагматического вывода из важной оценки социологов ВЦИОМа, исследовавших в 1992 году по нашему заказу «Отношение населения к газете «Известия». В ней говорилось: «Заслуживает внимания тот факт, что среди людей, называющих “Советскую Россию” лучшей газетой, 45 % высказывают не очень твердое, а 15 % вполне твердое желание в будущем регулярно читать “Известия”. Среди поклонников “Правды” эти показатели составляют соответственно 26 % и 16 %, среди поклонников “Труда” — 23 % и 12 %». Печатая в основном статьи либерального толка, мы не притягивали к себе внимание других читательских аудиторий с целью и их вовлечь в демократическую веру, не убеждали, что на наших страницах могут уживаться и близкие, интересные им взгляды, суждения. А оттоку постоянных читателей это способствовало.
Речь не только о «мнениях». Односторонним бывал подход и к публикации новостей. По тем же идеологическим соображениям мы отдавали предпочтение событиям, которые, как нам казалось, входили в круг интересов демократической общественности. И меньше оставалось места на полосах или вообще его не находилось для информации, которая могла интересовать еще и другую публику. Далеко не всегда выдерживался правильный тон при подаче новостей. Правильный — это значит, прежде всего, нейтральный, без эмоций, без навязывания читателю каких-либо оценок, тем более ярлыков.