Звездные часы и драма «Известий»

Узнав итоги собрания акционеров, я больше не звонил в редакцию, полностью переключившись на отпускные удовольствия. Но прошла всего неделя, как 30 июня позвонили мне — на мой гостиничный телефонный номер, он был известен секретарю. В этот раз голос в трубке я узнал, это был Кожокин. После вежливых расспросов про погоду, сервис, он сказал, что Голембиовский уходит в отпуск и совет директоров просит меня прибыть в Москву, чтобы исполнять его обязанности до момента выборов главного редактора. Меня эта весть не обрадовала. Жаль было прерывать отпуск в прекрасных условиях, каких семья еще не знала, — шикарный отель, всем управляют немцы, сказочная красота. Но еще больше не хотелось впрягаться в работу, которую я знал вблизи и видел в ней не только внешнюю притягательность.

Я сказал Кожокину, что правильнее было бы назначить и. о. Друзенко, ведь он первый зам главного. В ответ услышал комплиментарное, вроде того, что я находчиво действовал в кризисные дни путча, сейчас в редакции тоже кризис и я смогу ему противостоять.

— Это может быть хорошим для вас плюсом на выборах главного редактора, — закончил Кожокин.

Какой-то дальней интуицией я чувствовал, что он к этому подведет, полагая, наверное, что мне это приятно будет слышать. И я сказал:

— Нет, Миша, мы уже говорили с вами на эту тему: в главные редакторы меня не тянет.

Он вернулся к тому, что нужно в оперативном порядке заменить Голембиовского. Я взял паузу на сутки, чтобы все взвесить, поговорить с женой, так как пришлось бы на нее одну оставлять двоих детей. Жена сказала, что справится, остальное — решать мне самому. На всякий случай поговорили с отелем, можно ли перенести на другое время, условно на сентябрь, остающиеся дни моего отдыха. Оказалось, что с каким-то перерасчетом можно. Но все это было не главное. Беспокоила мысль: смогу ли сплотить почти расколовшуюся редакцию? А понимая, что это можно проверить только практикой, склонился к тому, что попытка — не пытка, до выборов дотяну. Я не сомневался, что Игорь примет в них участие и, несмотря на снижение своего рейтинга, голосов наберет больше всех. Позвонив ему, я сказал о предложении Кожокина, он ответил, что знает об этом. Мы договорились, что по приезде в Москву увидимся.

Я прилетел днем 2 июля и сразу поехал в редакцию. Не зайдя в свой кабинет, направился к главному редактору. На подступах к его приемной меня уже ждал с включенной видеокамерой Яков. Бесцеремонно проследовав за мной в кабинет Голембиовского (наверное, получив заранее его согласие), снял момент нашей встречи, наговаривая что-то в микрофон. Когда остались одни, Игорь рассказал об очень ухудшившихся отношениях с ОНЭКСИМ-банком. Здесь я впервые услышал, что он уходит в отпуск на 60 дней.

— Но ты будешь участвовать в выборах? — спросил я.

— Не знаю, — был ответ, — они химичат с процедурой. Послезавтра совет директоров, там все решится.

На следующий день, 3 июля, на утренней планерке объявили, что с этого числа я назначен временно исполняющим обязанности главного редактора. Я демонстративно не стал пересаживаться в руководящее кресло — остался там, где просидел все почти восемь лет пребывания в редколлегии. Кто-то тут же спросил, чем вызвано это назначение? Как пишет Данилевич, «Захарько ответил: “Возможно, оно было обусловлено тем, что я давно в «Известиях» и имею определенный опыт организаторской работы. Люди тяжело переносят перемены, у многих в редакции далеко не лучшее настроение — я постараюсь привнести спокойствие в коллектив и дать импульс к более эффективной работе. Главное именно это — делать газету и улучшать ее”».

Был и прямой вопрос, не означает ли мое появление в новом качестве, что я готовлюсь стать главным редактором? На это я сказал, что у меня нет таких амбиций. И это была правда. В репортерские годы мои честолюбивые помыслы никогда не шли дальше возможного признания коллег: молодец, открыл новую тему, узнал и написал первым, лучше других, вставил фитиль всем газетам… Я не стремился вверх по редакционной карьерной лестнице, а, вступив на нее не по личной инициативе, просто старался соответствовать месту. Для меня оказывался творчески насыщенным, интересным любой порученный участок работы, и я выжимал из него все, на что хватало сил и способностей. И так на каждой вновь предложенной ступеньке, не заглядываясь на более верхнюю. Но и став замом, я не обнаружил в своем ранце жезла главного редактора. Не почувствовал его тяжесть и уже в роли временного и.о. Словом, я всегда был тем солдатом журналистской армии, которого не снедала мечта стать генералом.