- Простите меня, достойные Андригоны, но… но я сам прибыл с Земли; разве вы не видите, что я жив, и не слышали, как я был вам представлен?
Воцарилось неловкое молчание. Профессора, глубоко задетые моим бестактным выступлением, еле сдерживались; молодежь, не умеющая скрывать своих чувств, смотрела на меня с явной неприязнью. Наконец экзаменатор холодно произнес:
- Прости, чужестранец, но не слишком ли многого ты требуешь от нашего гостеприимства? Разве тебе мало торжественной встречи и всех оказанных тебе знаков уважения? Разве ты не удовлетворен тем, что тебя допустили к высокой экзаменационной жертве? Или тебе всего этого мало? Или ты требуешь, чтобы мы ради тебя изменили школьные программы?
- Но… Земля действительно обитаема, - смущенно пробормотал я.
- Если бы это было так, - произнес экзаменатор, глядя на меня так, словно я был прозрачным, - то это было бы нарушением законов природы!
Увидев в этих словах оскорбление для моей родной планеты, я тотчас же вышел, ни с кем не прощаясь, сел на первого попавшегося пидлака, поехал в космопорт и, отряхнув от ног своих прах Андригоны, пустился на дальнейшие поиски ножика.
Так я опускался поочередно на пяти планетах группы Линденблада, на планетах Стереопропов и Мелациан, на семи великих небесных телах планетного семейства Кассиопеи, посетил Остерилию, Аверенцию, Мельтонию, Латерниду, все ветви огромной спиральной туманности в Андромеде, системы Плезиомаха, Гастрокланциуса, Эвтремы, Оменофора и Паральбиды; на следующий год я систематически обыскивал окрестности всех звезд Саппоны и Меленваги, а также планеты: Эритродонию, Арреноиду, Эодокию, Артенурию и Строглон со всеми его восьмьюдесятью лунами, нередко такими маленькими, что едва было где посадить ракету; на Малой Медведице я не мог высадиться, так как там происходил переучет; потом настал черед Цефеид и Арденид; и руки у меня опустились, когда я по ошибке снова высадился на Линденбладе. Однако я не сдался и, как подобает подлинному исследователю, кинулся дальше. Через три недели я заметил планету, во всех подробностях сходную с Сателлиной; сердце у меня забилось быстрее, когда я спускался к ней по спирали, но напрасно искал я на ней знакомый космодром. Я уже хотел снова повернуть в бесконечное пространство, когда увидел, что какое-то крохотное существо делает мне знаки спуститься. Выключив двигатели, я быстро спланировал и приземлился близ группы живописных скал, на которых красовалось большое здание из тесаного камня. Навстречу мне по лугу бежал высокий старик в белой рясе доминиканцев. Оказалось, что это отец Лацимон, руководитель всех миссий, действующих на звездных системах в радиусе шестидесяти световых лет. В этот район входит около пяти миллионов планет, из них два миллиона четыреста тысяч обитаемых. Узнав о причине, приведшей меня в эти края, отец Лацимон выразил сочувствие и вместе радость по поводу моего прибытия: по его словам, я был первым человеком, которого он видит за семь месяцев.
- Я так привык, - сказал он, - к повадкам Меодрацитов, населяющих эту планету, что часто ловлю себя на одном жесте: когда хочу получше прислушаться, то поднимаю руки, как они.
Уши у Меодрацитов находятся, как известно, под мышками.
Отец Лацимон оказался очень гостеприимным: я разделил с ним обед, приготовленный из местных продуктов (я давно уже не едал ничего вкуснее), а потом мы сидели на веранде миссионерского дома. Пригревало лиловое солнце, в кустах пели птеродактили, которыми кишит планета, и в предвечерней тишине седой доминиканский приор начал поверять мне свои огорчения и жаловаться на трудности миссионерской работы в этих областях. Например, Пятеричники, обитатели горячей Антилены, мерзнущие уже при шестистах градусах, даже слышать не хотят о рае, зато описания ада живо интересуют их, по причине упоминаемых там благоприятных условий (кипящая смола, пламя). Кроме того, неизвестно, кто из них может принимать духовный сан, так как у них различается пять полов; это нелегкая проблема для теологов.
Я выразил сочувствие, отец Лацимон пожал плечами.
- Это еще ничего! Бжуты, например, считают воскресение из мертвых такой же будничной вещью, как одевание, и никак не хотят смотреть на него как на чудо. У Дартридов на Эгидии нет ни рук, ни ног, они могли бы креститься только хвостом, но я не могу решиться на это сам, я жду ответа из апостолической столицы, но что же делать, если Ватикан молчит уже второй год? А слышали вы о жестокой судьбе, постигшей бедного отца Орибазия из нашей миссии?
Я ответил отрицательно.