– Неподалеку от центра будет круглое здание без перекрытий и кровли, – сказал он по переговорному устройству. – Должны вписаться…
Ровно через двенадцать минут вертолет завис над городом, освещенным лишь по периметру. В этом круге была единственная точка-ориентир – зеленовато рдеющий купол в самом центре; все остальное лежало в полной темноте и под снегом. Дара выключила проблесковые маяки и снизила машину до двухсот метров.
– Нас услышали, – сообщила она. – Запрашивают с земли, требуют назвать опознавательный код.
– Что ты ответила?
– Сказала, что гул вертолета им чудится, а мой голос снится.
– И они поверят?
– Думаю, поверят… Тоскующее сердце мужчин готово поверить чему угодно.
– Например, я бы этому не поверил! – возмутился академик.
– Ты бы – да. А они поверят.
– Почему?
– Потому что они никогда не слышали по радио зовущего голоса.
– А ты их звала? Почему ты их звала?!
– Чтобы провести операцию, – помедлив, проговорила Дара. – Я обманула их… Неужели тебе это не безразлично?
– Ну, разумеется, безразлично! Видишь недостроенное здание цирка? Сажай машину!
– Хорошо, сейчас, – проговорила она. – Сейчас… Увижу точку приземления и посажу… Но пока ничего не вижу! Кажется, несущий винт не вписывается… Только снег! Кругом завивается снег! Облако снега!
– Сажай машину! – закричал он. – Ты над целью! Под нами цирк, приземляемся!
– Тебе можно верить?! Мы впишемся?!
аПНа миг она стала слабой и беспомощной.
– Сажай!
Вертолет стал проваливаться вниз, взметая тучу снега, и вдруг уткнулся, просел, ощутив под собой твердь. Вокруг вихрился столб снега, и в его круговерти все-таки просматривались призрачные белые стены недостроенной арены цирка.
В следующее мгновение Дара выключила двигатель. Повисла звенящая, воющая тишина. Лопасти еще вращались, но поднимали лишь рыхлый, легковесный снег, который тут же оседал на вертолет, покрывая его толстым белым слоем. Через минуту все замерло, и лишь поднятая ввысь белая пелена медленно и долго оседала вниз.
– Смотри-ка, вписались, – удивленно проговорила она. – И винт не повредили… На улице – плюс один градус по Цельсию, господа пассажиры. На Таймыре оттепель, берегите носы от простуды…
– Что с тобой? – после паузы спросил академик. – Всю дорогу летела, как ас… И тут…
Она стиснула кулачки.
– Я просила!.. Не отвлекай меня! Когда ты берешься решать… Решать за меня, я становлюсь женщиной. Просто женщиной.
– А ты кто?..
– Дара!
– Прости. – Он подтянул сумку, выпутал из скомканных рубашек автомат. – Дело в том… что я привык всегда решать сам. В той жизни… Тем более не привык прятаться за спиной женщины.
– Запомни: я Дара!.. И ходить ты будешь впереди. Но с одним условием – все время нужно думать обо мне.
– Я думаю, – признался Насадный. – Все время думаю…
– Когда ты научишься постоянно держать в сознании мой образ, станешь ходить один и тебя никто не заметит. Я могу находиться от тебя за тысячи километров…
– Нравится, когда ты рядом…
– Вот об этом больше ни слова! – отрезала она. – Не смей отвлекать меня! Ни на мгновение!
Он обиженно замолчал и несколько минут смотрел, как искрится и осыпается на лопасти поднятый винтами снег.
– Мне нужно идти, – сказал наконец. – Пока нас не засекли.
– Теперь не засекут. – В голосе ее звучала уверенность. – На земле мы неуязвимы…
– И сюда никто не сунется?
– Никому в голову не придет, что мы сели на арену цирка! А если и придет, то…
– Тогда я пошел. – Насадный стал протискиваться в салон. – В разведку… Это не так просто, уничтожить «Разряд»…
– Один никуда не пойдешь! – заявила она. – Пока в кабине тепло, нам нужно поспать часа три. Может, потом не придется… Почему-то с тобой я сильно устаю… И ты спи.
– Но на улицах пусто, ночь! – попробовал возразить он.
– Нет! – Не покидая пилотского кресла, Дара забралась в меховой спальник, угнездилась и добавила: – Не оставляй одну, пожалуйста…
Через минуту послышалось ее спокойное сонное дыхание. Академик осторожно пробрался к выходу, проверил, не проснулась ли, и, открыв дверцу, спустился на снег. На улице он присоединил к автомату спаренные магазины, передернул затвор и заглянул в вертолет сквозь стекло, чтобы затвердить в памяти ее образ.
Все-таки он выстудил кабину – с губ Дары срывался легкий пар…