Звездные войны товарища Сталина. Орбита «сталинских соколов»

Немецких коммунистов Генеральный знал довольно неплохо, а вот национал-социалистов – значительно хуже. Само словосочетание «национал-социализм» раздражало его. Интернационалист Сталин национализм считал глупостью, недостойной мыслящего человека, а социалистов не любил за соглашательство и мягкотелость. Трудно было представить, что партия, чьё название составлено из двух этих слов, может представлять из себя что-нибудь путное, но кто знает… Кто там у них? Штрассер? Гитлер? Он вспомнил о том, что на выборах в 1930 году национал-социалисты, успешно разыгрывавшие карту предательства и национального поражения, обошли социал-демократов, став второй по численности партией Германии. С коммунистами можно было договориться через Коминтерн. Точнее приказать. А вот национал-социалисты… С этими придется выстраивать отношения.

Только рано об этом говорить. Сперва надо десять раз подумать… – Он тряхнул головой. Тухачевский вопросительно смотрел, ожидая окончания фразы.

– И еще там родился Карл Маркс.

Сталин мельком глянул на часы и решительно направился к двери.

СССР. Пулково Сентябрь 1930 года

Корреспондент приехал в обсерваторию прямо с Путиловского завода.

После бодрой суеты заводских цехов тут было непривычно тихо и безлюдно.

Ни людей, ни звуков, и спросить-то не у кого, где тут этот двенадцатый кабинет. Оно, конечно, и понятно – обсерватория. Основная работа тут начинается ночью, когда звезды видны. Днем, верно, тут одни бездельники сидят… Хотя, по здравом рассуждении, все они тут от реальной жизни в стороне стоят. Вон сколько уже прошел по коридору и ни одного экрана социалистического соревнования не увидел, ни одной стенной газеты. Сонное царство…

Журналист вздохнул и покачал головой.

На что только народные деньги идут? Не на трактора, не на книги и газеты, а на внимательное рассматривание Луны и неба. Пустого неба, между прочим…

После Путиловского завода, после громадных сборочных цехов, после грохота паровых молотов, плющивших многотонные куски железа в тонкие листы, после длинных, уходящих в светлое будущее конвейеров – обсерватория. Тишина, шепот звезд, лунный свет… Влюбленные парочки… Короче говоря, оторванные от марксизма знания, нужные далеко не всем. Но редакционное задание – это редакционное задание.

Коридор изогнулся, став уютным тупичком с темно-зеленым фикусом у окна.

Так. Вот он, двенадцатый кабинет. Нашелся.

Глядя на дверную табличку, корреспондент сверился с бумажкой. Все точно. Доцент Козырев Н.А.

Ну, может быть, тут какая-то жизнь теплится.

Он толкнул дверь. Та приоткрылась на две ладони и встала, во что-то упершись. В щель гость разглядел внутренность кабинета и молодого человека в темно-синем техническом халате за столом.

На всякий случай спросил:

– Товарищ Козырев? Николай Александрович?

Астроном отложил карандаш, отодвинул логарифмическую линейку. Никакой попытки помочь гостю он не предпринял. Смотрел так, словно не человек перед ним стоял, а интеграл какой-то.

– Да.

Облегченно вздохнув, корреспондент стал протискиваться в дверь. Со скрипом та подалась еще на пару сантиметров, но насмерть встала, заклиненная стопкой книг. Тогда гость сперва протолкнул в щель портфель, а только после этого протиснулся сам. Демонстративно оглядевшись, обозначился.

– Здравствуйте. Я – корреспондент «Ленинградской правды». В редакции услышали о вашем открытии и дали мне поручение поговорить с вами об этом.

Ученый молчал, и по глазам никак не угадать было, слышит он гостя или нет.

«Не иначе как лунатик», – подумал корреспондент и несколько менее уверенно спросил:

– Вам звонили из обкома?

Астроном тряхнул головой, сбрасывая задумчивость.

– Да-да, конечно… Разумеется.

Корреспондент уже по-хозяйски начал оглядываться, собирать впечатления.

Тесновато тут было – шкафы, шкафы… По стенам карты звездного неба, замусоленные графики, на которых то цветные кривые переплетались, словно брачащиеся змеи, то строгие линии делили ватман на сектора и квадраты, изображения Луны в разных фазах, что-то блестяще-стеклянное, чему корреспондент названия не знал, но определенно имеющее касательство к астрономическим исследованиям.

Следуя за приглашающим жестом, гость уселся и вписал в блокнот первую фразу интервью:

«На столе книги, над головой – портрет товарища Сталина. Ученый молод.

Светлые глаза сперва кажутся холодными, словно остыли от долгого наблюдения за далекими звездами, но вот он поворачивается, и видно, как в глубине вспыхивают огоньки живого энтузиазма…»

– Давайте познакомимся для начала, – сказал ученый, протягивая руку через стол. – Меня зовут Николай Александрович. А вас?

– Александр Сергеевич, – приподнялся из кресла гость.

– Очень приятно. О чем будем разговаривать, Александр Сергеевич? О лаборатории вообще или о нашем последнем открытии?

– У меня задание редакции написать заметку об открытии.

Ученый вытянул вперед руки, сцепил пальцы в замок, с хрустом потянулся.

– Ну, хорошо. Что вас интересует?

– Как что? Открытие! Не знаю, чего вы тут сумели открыть…

Он хотел, чтобы его слова прозвучали добродушно, но не получилось.