Звездный час астронавта Бейтса

Контакт был назначен на вечер. Бейтс в компании «обезьяны» потягивал пиво в небольшом уличном кафе на площади с дворцами и пальмами. Пижон с усиками, одетый на сей раз в ослепительно белую тройку, делал вид, что пьет кофе за соседним столиком. Уловив какое-то ему одному понятное движение на другой стороне площади, пижон откинул стул и почти бегом ринулся туда, не обращая внимания на поток машин. Направление движения белой фигурки сужало сектор поиска, и Бейтс быстро обнаружил цель. К ярко освещенному подъезду гостиницы подрулил большой «кадиллак» с зеркальными стеклами. Копия «обезьяны», но только гладко выбритая и одетая в темный костюм, предупредительно открыла заднюю дверь и настороженно растопырилась, сверля глазами прохожих.

Из вестибюля гостиницы неторопливо вышел элегантно одетый мужчина в сопровождении не менее элегантно одетой женщины и еще одной «обезьяны». Пижон перехватил их у самой машины. Мужчина на мгновение задержался, чуть склонил голову, очевидно слушая пижона, и тут же прервал его досадливо-властным взмахом руки. Разговор был окончен. Дверца захлопнулась, лимузин тронулся с места.

Горячая волна ударила Бейтсу в лицо. Совершенно не соображая, что он делает, астронавт достал бумажник и протянул бородачу две стодолларовые купюры:

— Сходи, отлей.

«Обезьяна» сощурил глаза, почесал бороду и, взяв деньги, грузно поднялся из-за стола. Тремя прыжками Бейтс домчался до края тротуара и яростно замахал обеими руками. Ослепленный азартом погони, он чуть не угодил под колеса таксиста, заинтригованного столь бурным проявлением чувств возможного клиента. Астронавт, едва плюхнувшись на продавленное и латаное-перелатаное сиденье, прохрипел: «Лимузин, гранд, черный», — и почему-то для убедительности задвигал согнутыми в локтях руками, будто имитируя паровоз.

Таксисты — народ сообразительный. Первые два слова он понял, поскольку и на английском и на испанском языке они звучали примерно одинаково. Третье слово он знал, поскольку оно красовалось на этикетке любимого виски жителей Медельина — «Джони Уокер — Черная этикетка». Вообще-то оно довольно дорогое, но здесь по дешевке торговали его контрабандным вариантом. Правда, это уже было не совсем шотландское виски двенадцатилетней выдержки, но кто из колумбийских таксистов мог сравнить его букет с настоящим?

Мигом углядев объект преследования, выделявшийся в потоке обшарпанных машин как голый негр среди эскимосов, таксист бросил оценивающий взор на клиента, на его безумно блестевшие выпученные глаза, на красные пятна на лбу и щеках, и безапелляционно бросил: «Пятьдесят долларов». В его понимании это был верх пиратства.

Почти километр преследование шло лучше некуда. Таксист сумел нагнать довольно неповоротливый в хаосе движения лимузин и «повиснуть» в двух машинах от него. Впереди на светофоре зажегся красный. Железный поток медленно остановился, словно остывающая лава. Машины замерли плотно, крыло к крылу, бампер к бамперу. Вдруг сбоку мелькнула тень. Инстинктивно повернув голову, Бейтс увидел прямо перед глазами автоматный ствол. На мгновение у него потемнело в глазах, будто заглянул в головокружительную черную бездну. Две затянутые в кожу фигуры на мощном мотоцикле. Лица скрыты под зеркальными забралами защитных шлемов.

Бейтс бесконтрольно напрягся в ожидании удара пули. Его мозг лихорадочно пытался найти путь к спасению. Но убийцы работали профессионально, такси было надежно зажато в пробке. Рука в черной перчатке чуть сжалась вокруг приклада. Бейтс будто загипнотизированный смотрел в черный зрачок дула, не в силах ни отвести глаз, не закрыть их.

Таксист с хрустом включил заднюю скорость, и машина отпрыгнула метра на два, разворотив капот стоявшему за ней допотопному «паккарду». Вероятно, этот отчаянный маневр и спас астронавту жизнь. Брызги стекол, оглушительный грохот, крик, звон скатывающихся по багажнику гильз, резкий запах порохового дыма.

В разлетевшемся под ударом пуль стекле, словно в страшном сне, мелькнул черный шлем. Иглой прошив, казалось бы, монолитный строй машин, мотоцикл сорвался с места вслед за черным лимузином, тронувшимся на зеленый свет.

Оглушенный и ослепший, Бейтс рассеянно провел ладонью по лицу. Руке стало больно и липко: «Почему я жив? Почему мы не едем? Нет, но почему я жив?» — мысли суетливо толкались в мозгу, дергали друг друга за хвост — или за нос?.. Кто-то открыл дверь, помог ему выбраться из машины, стряхнул с волос и с одежды осколки стекла. В желтом свете уличных фонарей Бейтс краем глаза зафиксировал скорчившуюся за баранкой фигуру таксиста, залитую чем-то темным, почти черным, и такие же черные, маслянистые брызги, медленно стекавшие по пробитому пулями ветровому стеклу.

Астронавт почувствовал, как его куда-то тащат, попытался упираться, но узнал, наконец, бородатую рожу «обезьяны» — такую родную! — и, еле переставляя заплетающиеся ноги, спотыкаясь и размазывая по лицу кровь, покорно засеменил за ним.