Звездный час любви

Так поступила бы та Энжи, которой она была раньше. До того, как проделала длинный путь по продуваемой всеми ветрами дороге. Путь к этому человеку. К Джефферсону.

Так поступила бы та Энжи, которая всего боялась. И даже до того, как стать жертвой преследования, пыталась организовать свою жизнь с единственной целью – снова ощутить покой и безопасность. Она поняла, что в погоне за безопасностью не добилась ничего из того, чего хотела. И даже совсем наоборот.

– Я с удовольствием пойду с вами.

– Это в субботу.

– А какой день сегодня?

– Дайте подумать. Я потерял счет времени. Вторник. Сегодня вторник.

Энжи отстранилась от него.

– Осталось всего четыре дня. А в понедельник приедет фотограф из журнала. У меня еще куча дел.

Не обращая внимания на его недоуменное выражение, она помчалась вверх по лестнице в свою комнату.

Энжи понимала, что следовало отказаться, но не могла сказать «нет». Она села за письменный стол, сделала набросок и уставилась на него. Платье получилось даже красивей, чем подвенечное. Оно держалось на одном плече, оставляя другое открытым. Лиф плотно облегал фигуру до талии. Ниже оно расширялось причудливым облаком.

У нее оставалось несколько дней. Да, действительно, всего несколько дней. В соответствии с договором после фотосессии она должна будет уехать. Ее работа скоро закончится. И ее время тоже. Но она чувствовала себя как тогда, когда лежала на камне, нагретом летним солнцем.

Мне не хочется отсюда уходить.

Она вспомнила, что Джефферсон поспешил прервать этот разговор. Он всегда сам прерывал их разговоры. Ей хотелось, чтобы отношения между ними стали глубже. Ему – нет.

И это хорошо. Хорошо, что хотя бы один из них оставался прагматиком, когда ходивший вокруг шторм грозил увлечь их в свой мощный водоворот.

Энжи снова взглянула на набросок. Если в мире существует платье, способное пробудить в мужчине лучшие намерения, то вот оно. Только этого ли она хотела добиться?

Да, именно этого. Энжи больше не мечтала о безопасности. Ей хотелось броситься в этот шторм, отдаться на милость любви.

Любовь.

Снова посмотрев на рисунок, она почувствовала, как свежая сила этого слова омыла ее с головы до ног. Разве могла она отказаться от этого?

Она с тоской подумала о той женщине, которой была – пусть и недолго, – когда на озере бушевал шторм.

Бесстрашной.

И снова захотела стать такой. Бесстрашной.

А как же подготовка дома к визиту фотографов? Она сделает и то и другое. Она должна стать и бесстрашной, и прагматичной.

Конечно, любой, кто мог уговорить тридцать сопротивляющихся подростков научиться шить и печь печенье, наверняка справился бы с таким заданием.

Энжи встала из-за стола и, подойдя к ящикам, где лежали отрезы тканей, принялась рыться в них. Это была подборка образцов. Будто их положили сюда не для использования, а для красоты. Чтобы добавить комнате ярких красок. Она могла бы смастерить из них очередную пляжную накидку. Но платье, которое нарисовала…

Она подошла к окну и, выглянув наружу, посмотрела на темное озеро. Ветер приподнял легкую штору, и это привлекло ее внимание.

Энжи громко засмеялась. Штора была сделана из гладкого белого шелка. Она провела по ткани пальцами. Нет, нельзя шить платье из его штор. Или можно?

Прежняя Энжи наверняка не смогла бы. Новая залезла на стул и сняла штору с крючков.

Джефферсон ни за что не признался бы, что так сильно скучает по Энжи. С той ночи, когда они танцевали в гостиной. В минуту слабости ему захотелось дать ей все, чего она хотела. Он пригласил ее на вечер в Энслоу и почти не виделся с ней.

Энжи вихрем носилась по дому, с остервенением что-то мыла и терла, готовя комнаты к фотосъемкам, а потом скрывалась у себя в комнате наверху.

Она успевала готовить еду, должно быть, по ночам, и оставляла ему записки, как ее подогреть. Джефферсону ее не хватало. Радовало только то, что впереди целый вечер, когда они поедут в Энслоу и будут просто развлекаться.

В субботу вечером он вышел из своей комнаты. С Хейли ему часто приходилось бывать в разных местах, куда полагалось являться при параде: в опере, в театрах, на благотворительных балах. Но он уже давно так не одевался. И давно не испытывал такой странной неловкости, граничившей с робостью. Стоя в холле, он просунул палец под воротник рубашки и попытался оттянуть его от шеи, чтобы хоть немного вздохнуть.

С лестницы, ведущей в комнату Энжи, донесся какой-то звук. Джефферсон медленно повернулся. И, вытащив палец, уронил руку. Бесполезно. Он все равно не смог бы вздохнуть. Все мысли о том, какое впечатление произведет на Энжи, умчались прочь, когда он увидел ее. У него перехватило дыхание.

Неужели эта женщина Энжи?

Даже в своем суперсексуальном купальнике она не произвела на него такого сногсшибательного впечатления.

Она скользила к нему в облаке чего-то белого. Платье облегало ее выше талии, подчеркивая чувственные изгибы чуть тронутых солнцем плеч, а ниже расширялось воздушной белой пеной. Она выглядела как принцесса из сказки.

– Что? – спросила она, остановившись на ступеньках.