Звездный час любви

Неужели не понимала, что похожа на волшебное видение?

– Ради бога, откуда взялось это платье? – сдавленным голосом промямлил Джефферсон, хотя хотел сказать, совсем другое. – Могу поклясться, что в «Эмпориуме» нет ничего похожего.

– Вы смотрели фильм «Звуки музыки»?

– А-а? Да.

– Шторы, – подсказала Энжи. – Боюсь, мне пришлось позаимствовать у вас шторы.

Джефферсон слабо помнил сцену из фильма, где шторы превращались в театральные костюмы. К тому же это кино, где за кадром скрывалась целая команда костюмеров и портных, совершавших все эти превращения.

– Как вы это сделали? – Ему на ум пришел фильм «Золушка».

Словно под действием невидимого магнита, он подошел к лестнице и замер, глядя снизу вверх на пышное облако платья с облегающим верхом и нежную наготу плеча.

– Мне всегда хотелось этим заниматься. Люблю придумывать одежду.

– Так почему же вы этим не занимаетесь? – В его голосе слышалось удивление.

– Мне сказали, что надо выбирать практичную профессию. Я так и сделала. Вместо того чтобы заниматься тем, что мне по сердцу.

Энжи смотрела на него с обезоруживающей искренностью, будто теперь все изменилось, и отныне она собиралась во всем следовать велению своего сердца. Он вдруг понял, что не только платье делало ее такой прекрасной. Она будто светилась изнутри. Он пригласил ее на танцы, желая сделать подарок, дать ей то, что она всегда любила.

Джефферсон задумался о природе подарков. Они возвращались к нему. Казалось, убежище, которое он дал ей, пустив в свой дом, позволило Энжи постепенно раскрыться.

И вот теперь перед ним сияющая, уверенная в себе женщина. Женщина, которой она была на самом деле, которой должна быть всегда.

А значит, его дар возвращался к нему. Ведь следом за ней и он возвращался к жизни. Подарок обрушился на него с такой силой, что мгновенно разбил вдребезги остатки тщательно выстроенной обороны, которой он окружил свое сердце.

Когда Джефферсон протянул ей руку и Энжи дала ему свою, его охватило ощущение, будто он ступает по черепкам своих разбитых доспехов.

Он больше не мог сопротивляться и почтительным поцелуем приложился к ее руке, а потом поцеловал в щеку.

Они добрались до Энслоу на катере. Эта поездка, чернильные воды озера, белые брызги на фоне темного неба стали прелюдией к дальнейшему волшебству. На городском причале оказалось так много лодок, что Джефферсон с трудом нашел место для швартовки. В конце причала стоял запряженный лошадью экипаж, поджидавший гостей, прибывших по воде, чтобы доставить их в зал городского собрания.

Интерьер зала украшали гирлянды из тысячи сияющих маленьких лампочек, освещавших помещение до потолка, поднимаясь по стенам, подобно вьюнкам, и подчеркивая очертания столов, накрытых праздничными скатертями.

Зал был полон людьми. Жители Энслоу любили праздники – свадьбы, выпускные балы, благотворительные вечера – и умели придавать им изящество, не посрамившее аналогичные события в Нью-Йорке.

Здесь не говорили речей, после обеда просто убирали столы, устанавливали бар, а музыканты занимали свое место на сцене.

Джефферсон представил Энжи людям, которых с шести лет считал своими соседями, друзьями, своей семьей.

Они приветствовали его, как солдата, который давно не был дома, готовые снова принять в свой круг. Их доброжелательное внимание распространилось и на Энжи. Пожалуй, даже чересчур! Ему не удавалось подойти к женщине, которую он привез на танцы.

Очень скоро Энжи стала первой красавицей бала. Сначала оказалось, что все старики Энслоу желают с ней потанцевать. Потом все юнцы, набравшиеся храбрости в баре, выразили желание сделать с ней тур по залу.

Энжи в своем потрясающем платье оказалась великолепной танцовщицей. Плавные движения были естественными и вместе с тем на удивление чувственными. Ее смех разносился по всему залу. Лицо раскраснелось, глаза сияли. Принцесса, очаровавшая всех.

Глядя на то, как она танцует, какое сияние от нее исходит, Джефферсон понимал, что поступил правильно. В который раз с тех пор, как она появилась у него на пороге, он ловил себя на этом.

Она вынуждала его поступать правильно. Побуждала стать лучше, чем он был на самом деле.

В конце концов, Джефферсон устал от того, что все ее внимание отдано другим, и заявил о том, что тоже претендует на него. Когда Герри Мэк попытался пригласить ее, ему отказали. С этого момента и до конца вечера никто уже не пытался вклиниться между ними.

Они танцевали и танцевали, пока не заболели ноги. Пока они не начали задыхаться. Пока не наступило время последнего танца, Джефферсон, крепко обнимая Энжи, положил подбородок ей на макушку и понял, что произошло то, что, как он думал, не произойдет больше никогда.

Он почувствовал себя счастливым.

Вечер закончился. У бедной старой лошади с ее экипажем не было отбоя от желающих добраться до причала, поэтому Джефферсон и Энжи, взявшись за руки, пошли пешком. Ночной воздух наполняли людской смех и болтовня. Не только они пожелали прогуляться.

На причале все стали прощаться.

– Как приятно было повидать тебя, Джефферсон. Энжи, рады познакомиться.