Звездный демон (СИ)

- Ешьте семена лотоса. Ешьте землю, - спокойно отозвался Менес; глаза его блестели. – Ра повелел, чтобы было так: так и будет!

- Он демон, твой Ра!.. – крикнула старуха, брызжа слюной.

Начальник резко развернулся; копье его, вспыхнув огнем, раскрылось.

- Не стоит, господин, она и так скоро помрет! – сказал Менес, быстро шагнув к “Хору”. – Мошкара не может укусить солнце!

- Отлично, - похвалил его начальник, когда они погрузили пшеницу в лодку и отчалили от деревни. – Ты далеко пойдешь, парень!

- Слава великому Ра, - сказал Менес, взглянув на “Хора” и тут же потупившись. – Это он дает нам силу, чтобы усмирять нечестивцев!

- Слава Ра! – воскликнули воины, потрясая оружием. – Да живет Ра вечно!

Менес замолчал, никак больше не пытаясь выделиться и не упоминая о своей доблести. Начальнику очень понравилась скромность новобранца, а еще больше - его свирепость и беспощадность, неожиданные в таком юнце. “Хор” даже подумал было представить Менеса к награде, но потом решил, что для первого раза это чересчур. Мальчишка еще загордится.

- Так твой отец начальник стражи бога, такой большой господин? – спросил “Хор” Менеса, как будто сам не знал. – Чем ты-то сплоховал?

- Я не подошел для служения великому богу. Может быть, пригожусь здесь, - ответил тот, не улыбаясь и думая о чем-то странном.

Начальник качнул своей страшной птичьей головой.

Мудреный мальчишка, рановато его представлять к награде. Пусть еще послужит, покажет себя.

* Такой социальный строй в значительной степени списан с подлинного древнеегипетского социального строя, с его обожествлением фараона и закрепощением деревень, облагавшихся налогом в пользу приближенных царя, воинов и жрецов.

========== Глава 21 ==========

Киа мерила время сезонами года* – так однообразны и тоскливы были ее дни, и так быстро мелькали они один за другим, как спицы колеса.

Со дня расставания с Менесом прошло время ахет, время перет, время шему; потом опять ахет, перет, шему. Когда наступил третий сезон ахет, Киа почувствовала себя в тягости.

Ей шел семнадцатый год, и в деревне к этому возрасту женщины производили на свет уже не по одному ребенку. Часто успевали и похоронить не по одному ребенку…

Ее бесплодие тревожило господ, в чьем доме она жила, и ее супруга и господина – прежде всего; но люди Ра хорошо знали, что их женщины малоплодны. Зато дети, появлявшиеся на свет в семьях воинов и мастеров Ра, почти никогда не умирали во младенчестве, исключая несчастные случаи. Редко умирали и роженицы.

Мерсу, матерый волк, дослужившийся-таки до чина десятника и получивший вожделенную звериную маску, был счастлив и горд, узнав о своем отцовстве. Счастливы и горды были и его старый отец, и забитая мать…

Одна Киа была несчастна.

Чем больше она принадлежала своему мужу и этой семье, тем сильнее истончались узы, связывавшие ее с далеким Менесом. Этот юноша уже казался ей сказкой. Слишком непохож он был на все, что ее окружало.

А теперь Киа приковала к дому самая прочная из цепей. Будь она по-прежнему селянкой, она легко могла бы потерять ребенка: детей, которых деревенские женщины рожали помногу, слишком часто пожирали болезни… или голод. Но будь Киа селянкой, она не смогла бы вообще ничего. Это худшее рабство в стране.

Киа грозилась самой себе умереть, если забеременеет. Но почувствовав себя беременной, она вдруг не нашла в себе прежней решимости: смерть показалась невероятной, чем-то, что не может и не смеет ее коснуться. Киа должна была сохранить и взрастить плод, который в себе носила.

Но отдать его Мерсу?

Отдать его Ра?..

При мысли о Ра ее сковывал безымянный ужас. Киа не хотела вспоминать – и вспоминала, как бог касался ее. Может быть, у нее во чреве уже не то, что у прочих женщин, может быть, она переродилась изнутри?

Киа опять покорилась судьбе, позволяя всему идти своим чередом. Женщине гораздо труднее бороться, когда она беременна. Беременная женщина – самое слабое существо, принадлежащее своей семье, своим богам, своему телу больше, чем во все остальное время.

Киа, однако, хорошо переносила беременность, как все знатные госпожи. Она не замечала в себе ничего чудовищного. Ей чаще хотелось плакать, больше тянуло спать, но и только; ее состояние долгое время оставалось внешне незаметным. Киа знала, что живот должен увеличиться, только когда минет почти половина срока: и когда это наконец произошло, она испугалась, поняв, что увязла слишком глубоко.

То, что она питала своими соками все эти четыре месяца, уже окрепло и выросло. Оно уже жило - и, возможно, мыслило. Любовь, которую Киа ощущала к ребенку, что носила под сердцем, все чаще перебивалась ненавистью и страхом перед его появлением.

Нет, не так должны были ждать ребенка госпожи, верующие в то, что их чрево благословил бог…

Однажды утром – прошло уже почти пять месяцев – Киа проснулась и встала с постели раньше мужа, хотя ее теперь одолевала сонливость. Киа вышла на порог комнаты, чего-то страшась и чувствуя, что должна от чего-то убежать, должна скрыться от человека, который ее оплодотворил: потому что Мерсу умрет от страха, если увидит, чем беременна его жена.