Звездный табор, серебряный клинок

… Похоже, и это известие не произвело на дядюшку особого впечатления. Хотя стоило ли ждать от него чего-то другого? Ведь, помнится, он и сам приготовил своему подчиненному незавидную участь, как гениальному изобретателю машины времени и одновременно ненужному свидетелю…

Задумчиво жуя, дядюшка заговорил:

— Пожалуй, это самый загадочный момент во всей истории моего плена. Человек, внезапно появившийся на моей поляне, был одет в форменный комбинезон штурмана царского космофлота. Голова его была спрятана в соответствующий гермошлем, лицевое стекло установлено на односторонний светонепроницаемый режим. Даже его речь я слышал только через переговорник, и голос при этом был основательно искажен… («Дарт Вейдер, да и только!..», — подумал я.) — Он сказал, что хочет мне помочь, предложил сделать съемку и заявил, что сможет передать запись вам. Хотя я и боялся провокации, но все же согласился. Я должен был рискнуть. Но когда я спросил его, где я нахожусь, он ответить отказался.

— Кто бы это мог быть? — полюбопытствовал я.

— Теряюсь в догадках. Похоже, что это — кто-то из приближенных Рюрика, сочувствующий, однако, нам и готовящий для себя пути к отступлению.

— Как мы узнаем его, когда это ему понадобится? Как он сможет доказать, что именно он помог нам?

— Незнакомец предусмотрел это. Хотя более вероятно, что он вовсе не незнакомец мне, иначе зачем бы он от меня прятался? Он сказал, что передаст вам лишь копию, оригинал же останется у него. И на этом оригинале, в конце записи, он снимет свой шлем, и мы увидим, кто является нашим тайным помощником…

Мелькнула мысль, что по традиции приключенческой литературы таинственный друг должен оказаться нашим главным врагом — Рюриком. Но нет, это было бы уже слишком.

— За неизвестного спасителя, — предложил я, и мы выпили. Закусив, я вернул разговор в прежнее русло: — Ладно, допустим, с этим все ясно. Точнее, не ясно ничего, но от наших разговоров яснее не станет. Давайте-ка поговорим с вами о прогулке по Ерофееву…

Услышав эти слова, дядюшка страдальчески поморщился. Он, похоже, решил, что я уже забыл о своем капризе. Тем временем в дверях бара появилась Аджуяр, окинула помещение ищущим взглядом и направилась в нашу сторону. Я кивнул ей, и она присела за наш столик. Дядюшка, заставив себя улыбнуться цыганке, вновь принялся тянуть свою волынку:

— Ну зачем вам это, государь?! Честное слово, вам не стоит настаивать на этой идее. Риск ничем не оправдан… Городишко — абсолютно никчемный. По всей планете разбросаны промышленные поселки, а этот, самый крупный, гордо именуется «городом». Но на самом деле это только поселок. Такой же промышленный поселок…

Я уже видел современные «поселки». В моих масштабах это достаточно крупные населенные пункты. Кстати, или от того, что родился я все-таки в Советском Союзе и «новости с полей и предприятий» мне отнюдь не чужды, или от того, что в детстве одной из моих любимых книжек был носовский «Незнайка» с его социальной направленностью, но я был вовсе не прочь побывать и на каком-нибудь «промышленном объекте», посмотреть, как тут что производится. Хотелось также понять, в чем смысл загадочных лирянских технологий. Хотя главным было все-таки и не то, и не это, а просто тяга к смене обстановки в сочетании с желанием во что бы то ни стало настоять на своем. Я царь или кто?

— Тут используются лирянские технологии? — спросил я.

— Да, — неохотно отозвался дядюшка. — Они используются везде…

— Полет за вами на Зеленую Лужайку был для меня настоящим праздником, перебил я дядюшку, разливая водку, в том числе и Аджуяр, в мигом принесенную розовощеким коротышкой барменом рюмку. — Я ужасно устал постоянно находиться в закрытом помещении. Но вам не понять этого.

— Мне?! Не понять?! — вскричал дядюшка горестно. — Мне-то как раз еще как понять! Знаете ли вы, каково мне сейчас? Можно обрезать уши, можно подточить зубы, но душу, душу не обрежешь и не подпилишь! Признаюсь вам: там, на Зеленой Лужайке, я узнал, что такое истинное счастье. И я хочу обратно в лес, туда, где простор и нега. Где журчит ручеек и бабочки перелетают от цветка к цветку, неся им желанный нектар…

«Это пчелки носят нектар, — подумал я, — и не от цветка к цветку, а в свои ульи. А бабочки переносят пыльцу…» Но я промолчал, а дядюшка продолжил:

— Я хочу прыгать по свежей травке, нагуливать жирок и грезить о встрече с такой же, как я, вольной зайчихой…

Я увидел, что по щекам дядюшки Сэма текут слезы. Заметив мой взгляд, он утер их, нахмурился и вдруг ударил кулаком по столу:

— Но нет! Этому не бывать! Я должен быть твердым! Долг — превыше всего! Я не позволю вам рисковать делом всей моей жизни! — пьяно погрозил он мне пальцем. — Я не пущу вас на эту вашу прогулку. Терпите государь, терпите. Это ваш долг перед отечеством! Я терплю и вам велю! Да и зачем вам это? Поверьте, ничего интересного в здешних местах нет. Грязно, шумно, некрасиво, то ли дело…

Но я так и не узнал, что происходит «то ли дело»… Внезапно Аджуяр протянула вперед руки и, проведя ладонями перед лицом дядюшки, сказала:

— Мы идем гулять в город. Прямо сейчас.