Звездолет с перебитым крылом

— Посмотрим, как старшаки ныряют, — придумал повод Дюшка. — На той неделе один до воды не долетел, об опору грохнулся и руку сломал, а? Орал как ненормальный.

Мне тоже домой особо не хотелось, не потому что сорняки, а потому что делать нечего. Масло купил, но сразу пошлют за гвоздями.

Вообще-то нас всем классом в июне хотели бросить на лесопосадки, но передумали, решили вместо лесопосадок в июне отправить на картошку в сентябре. Жаль, лесопосадки лучше. Идешь за сеялкой с лопатой, саженцы в борозды закапываешь — и все дела. И работа обычно до обеда — потому что после обеда саженцы заканчиваются и можно домой спокойно отчаливать. Да и обед у леспромхозовцев всегда хороший, привозят из рабочей столовой борщ, котлеты с пюре, пельмени. А на картошке одни макароны с хлебом. И работать с утра до вечера, а то пойдут дожди, а то картошка загниет, а то план не выполнится, агроном бешеный на мотоцикле надзирает, чуть ли не с кнутом по полю бегает, матерится хуже пастуха. Хижина дяди Тома сплошная. И холодно уже в сентябре. Я бы лучше месяц сосны сажал, чем неделю картошку копал.

— Пойдем на мост, а? — снова предложил Дюшка. — В машины, что ли, поиграем.

В машины интересно вообще-то. Мост делится, одна сторона моя, другая Дюшкина, с чьей стороны машина показывается, тот и выиграл. А кто проиграл, тому фофан. В прошлый раз играли, так с моей стороны военная колонна пошла, я Дюшке двадцать семь безжалостных подряд вколотил, до шишки. С тех пор Дюшка отомстить хочет, он злопамятный.

— На что? — спросил я.

— Как обычно, — Дюшка потрогал лоб. — На щелбаны.

— А лоб не треснет? — усмехнулся я.

— Не треснет, не боись.

Дюшка потер лоб. Отправились к мосту. А мне что? Мне в таких играх почему-то везет, а если и проигрываю, то не сильно, не как Дюшка. Он проигрывает почти всегда, что в мост, что в орлянку, но чем больше проигрывает, тем больше ему играть хочется. Вот он все про пятьдесят копеек юбилейные рассказывает, ну, что нашел на прошлой неделе, вроде как удача улыбнулась. Врет. А если и нашел, то давно купил на них лотерейный билет и теперь ждет выиграть холодильник.

Речка у нас под холмом, а сам город на холме, идти можно вдоль дороги, а можно через парк. Пошли через парк. Дюшка всегда через парк ходит, но не природой полюбоваться, а с интересом. В парке на самом верху холма пивбар, под вечер там собирается народ, многие тут же под деревьями и засыпают. Мелочь у них из карманов просеивается, а у Дюшки глаз цепкий. Ну и бутылок на сдачу можно наискать.

В этот раз, правда, никакого прибытка не получилось, бутылки с утра ханыги собрали, мелочи Дюшка не нашел, только лимонадные крышки блестели. Их Дюшка собрал, он их набивает у себя в будке на стену, чтобы было похоже на подводную лодку.

На мосту никого не было, ни купальщиков, ни рыбаков, эти к вечеру подтянутся. Мы с Дюшкой встали на середине, стали плевать в воду и ждать машин. Удача оказалась на моей стороне, как обычно, со стороны города показался молоковоз. Дюшка скрипнул зубами и подставил лоб. Сразу за молоковозом покатил «Кировец» с прицепом, и Дюшка тут же получил еще один полновесный и посмотрел на меня с ненавистью, хотя сам же предложил играть, я его за уши не тянул. После «Кировца», изрядно пошатавшего деревянный мост, никаких машин долго не казалось, но потом притарахтела зеленая «Колхида» и снова с моей стороны.

— Да что такое-то… — шмыгнул носом Дюшка.

А я приготовился пробить третий фофан. Нарочно долго и угрожающе складывал пальцы в могучую комбинацию, чтобы третий удар оказался сокрушительней предыдущих. И даже вспомнил сказку про попа и Балду и сказал зловеще:

— Как со третьего щелчка выпал мозг у старичка…

И уже приготовился прописать Дюшке по полной…

— Смотри-ка! — Дюшка отпрыгнул от третьего фофана и показал пальцем на противоположный берег.

Я посмотрел, чего уж. Хотя и подумал, что сейчас Дюшка не выдержит и пустится позорно бежать. А пусть, если убежит, собака, я с ним больше ни во что играть не стану.

— А вот и психи, — сказал Дюшка.

«Колхида» проскрипела мимо.

Девчонка и мелкий в куртке не по размеру, которых мы встретили в продуктовом, сидели на бревнах у воды. Видно было — они только что сюда явились, — потому что пацан стягивал с ног сапоги, а девчонка доставала из рюкзака продукты. Минтай в банках и хлеб.

— Вот они где, — ухмыльнулся Дюшка. — Голубчики…

Мы стояли на мосту и смотрели.

Девчонка достала нож.

— Ого, какой режик! — с уважением прошептал Дюшка. — Четкий…

Четкий, точно. О таком я уже давно мечтал. То есть мечтал я о финке с наборной ручкой, но этот нож был всяко лучше любой финки. Я такой и не видел раньше, и не знал толком, как он называется. С черной рукоятью, с небольшой гардой, с пилкой по верху лезвия. Видимо, какой-то охотничий. Или военный. Причем издали видно, что не самодел, а фабричная работа.

— Это нож аквалангиста-диверсанта, — тут же сказал Дюшка. — Помнишь «Спасите „Конкорд“»? Я рассказывал его, мы в марте в Москву к тете Гале ездили, с папкой в кино ходили…