Звездолет с перебитым крылом

Маршевый двигатель погас. В корме корабля треснуло, на полсекунды в глазах потемнело, все, норма. Невесомость.

Бутылка воды выскочила из держателя и поплыла к потолку, кувыркаясь.

– Макс! – рявкнул над ухом Ярс. – Макс! Пробоина! В грузовом!

– Пробоина…

Я растерялся, если честно, я не мог представить, что метеорит может пробить корабль, как такое возможно, существует же защита, существует…

– Что сидишь?! В отсек! Живо!

Ярс схватил меня за шиворот, вырвал из ложемента и отправил в свободный полет.

– Лютер где? – успел спросить я, уворачиваясь от встречного… не знаю, похоже на мотор.

– «Бродяга» в грузовом сорвался! Энергоблок поврежден! Лютера задело! Нужно установить пластырь!

Лютера задело… Ярослав уже занял место в ложементе, вокруг его головы монтировался шлем пилота, а на руках перчатки. Я перевернулся и, хватаясь за скобы, рывками направился в сторону жилого отсека.

Я старался держаться подальше от стен и выступающих предметов, но мерцающий свет и орущие сирены не добавляли ловкости, к грузовому отсеку я добрался с вывихом безымянного пальца и большой шишкой на лбу.

Особого беспорядка в отсеке я не встретил, полноразмерный макет Объекта, как положено, висел на тросах в центре, в воздухе плавало несколько гаек, ключей и еще некоторая техническая дребедень, Лютера я не заметил. Зато услышал тонкий и неприятный свист, вероятно, от пробоины. Затем из-за Объекта вылетел здоровенный ржавый болт. Действительно огромный, метра два высотой. Вслед за болтом показался Лютер, его комбинезон был перепачкан красным, а на лице сосредоточилось некоторое страдание. Простреленный метеоритом, а жив, редкое везение в такой ситуации.

– Держи домкрат! – простонал Лютер и отлетел в сторону. – Заводи пластырь!

Оказывается, ржавый суперболт – это домкрат. А круглая широкая пластина на конце – пластырь, слово-то какое… Домкрат летел на меня, как торпеда, грозил размазать пластырем. Раздавлен домкратом в пятнадцать лет, что смешно.

– Держи! – мужественно всхлипнул Лютер. – Держи его!

Я толкнулся навстречу домкрату, уклонился от пластыря, ухитрился вцепиться в домкрат и немножко его затормозить. Но инерция у домкрата была гораздо больше, чем у меня, так что, прежде чем обуздать его окончательно, пришлось попотеть. Я уперся в железо ногами, руками же хватался за все встречные скобы, в результате чего сорвал кожу с левой и усугубил вывих пальца. Но домкрат задержался и завис по центру отсека.

– Надо завести пластырь! – Лютер указал пальцем. – Скорее! Туда!

По правому борту я увидел вспученный бугор обшивки, из-под которого, как мне показалось, и доносился свист уходящего воздуха. Пробоина. Я представлял пробоину мощнее – дыра, размером с пушечное ядро, оборванные и искрящиеся кабели, рев воздуха, вырывающегося наружу, космос, вливающийся внутрь. Но пробоина оказалась какой-то… заурядной.

Я поднырнул под домкрат и стал толкать его плечом, стараясь подогнать пластырь к пробоине, а основание домкрата упереть в комингс. Это оказалось нелегким делом. Проклятый домкрат вырывался, выворачивался, как огромная сороконожка, пинал опорами по ногам и бил воротом в спину, а свист тем временем усиливался, так что стало казаться, что я слегка задыхаюсь.

– Давление падает… – сообщил откуда-то сбоку Лютер. – Через три минуты отсеки заполнит газ…

Кажется, Лютер сознание потерял.

Три минуты. Потом газ. Потом газ начнет сворачиваться в гель. Насколько я знаю, в случае выброса геля в отсеки, бортовой компьютер подает аварийный сигнал Земле и через семь часов прибывает спасательный катер. Миссия к Объекту считается проваленной и прекращается, меня ненавидят. Почему меня – потому что я не завел этот самый пластырь. Лютера и Ярослава вместо летних каникул отправят искупать провал на Марс, а я…

А я всю жизнь думай – отчего это при встрече со мной некоторые с улыбкой отводят в сторону глаза. Я схватился с домкратом вновь, и схватка была серьезной. Я зарычал и напружинился, внутри организма что-то хрустнуло, домкрат выпрямился, и пластырь встал на место. Я схватился за рычаг и стал его крутить.

Домкрат распрямился и приложился к пробоине, свист стих. Я расслабился, выдохнул и подумал, что странное это дело, на любом корабле должна существовать автономная система на случай аварии. В конце концов при аварии экипаж может оказаться в бессознательном состоянии, и корабль должен сам латать пробоины, диагностировать двигатели, поддерживать системы навигации и жизнеобеспечения, почему тогда…

– Стазис восстановлен, – сообщила Мими. – Маршевые двигатели будут запущены через двадцать секунд. Гравитация возобновится через двадцать секунд. Приятного ускорения!

Я услышал смех. Обернулся. У входа в отсек безобразненько покатывались со смеха Лютер и Ярослав. Секунду я не мог догадаться, что они там веселятся, потом догадался. Я идиот. Я терминальный идиот. Только что я, надрывая последние пятки, заделывал метеоритную пробоину с помощью ржавого механического домкрата, кувыркаясь в невесомости, поминая космических чертей и опасаясь, что вот-вот кончится воздух.