Звездолет с перебитым крылом

Из-за танка выступил сумрачный Ярослав. Лютер продолжал оставаться зажатым, на лице у Лютера присутствовало скептическое выражение, возле гусениц лежали несколько корявых кольев, похожих на первобытные копья, один кол, больше напоминавший бревно для острожной ограды, в переломанном состоянии был прислонен к башне. Вероятно, я переоценил инженерные доблести будущих звездолетчиков. Впрочем, возможно, я к ним несправедлив, это терра-синдром разбушевался, они вовсе не идиоты.

– Это ты кого притащил? – спросил Ярослав. – А ну-ка я с этим поговорю…

Ярослав приблизился, остановился с раскрытым ртом и протянутой рукой.

Я не торопился опускать девчонку на землю, постоял несколько секунд, чтобы Ярс и Лютер полюбовались на мой доблестный вид.

– Твоя знакомая, – сказал я.

Затем осторожно посадил девчонку к большому серому камню, торчавшему из земли рядом с хилой сосной, то ли мертвой, то ли уже скоро.

– В смысле моя знакомая? – поморщился Ярс. – Я ее в первый раз вижу. У нее такой вид, будто она из ховера на лету вывалилась… А, ты отобрал бластер!

Бластер вызвал у Ярса злорадный энтузиазм, он потянулся к бластеру, но я покачал головой.

– Правильно, не давай ему, – сказал с башни Лютер. – А то он себе второе ухо отстрелит. И нас заодно…

– Себе не отстрели! – посоветовал Ярс. – Десантник…

Он взял бревноподобный кол и положил себе на плечи. Мне захотелось засмеяться отчего-то. То есть не отчего-то, а от вполне конкретного воспоминания – я вспомнил Ярослава в ложементе корабля дальней разведки «Улисс», в сенсорных перчатках, в сенсорном шлеме, пилота с открытым системным допуском, и этот образ никак не состыковывался с образом человека в грязном комбинезоне, человека с отстреленным ухом и уж тем более человека с заостренным бревном на плечах. Нет бластера, бери кол. Бери кол, Бериколов. В умелых руках кол страшнее бластера. Примерно это читалось на лице Ярослава. Ну, и некоторая досада, все-таки командор он, а бластер у меня. А мне что, я в Академии не обучаюсь.

Я подошел к танку, забрался на башню.

– Замки вот здесь, – Лютер похлопал по люку. – А здесь пружина.

Догадался.

Я снял бластер с плеча, прицелился. Никогда из бластеров не стрелял. Неинтересное оружие, ненастоящее, если по мне. Изобретен незадолго до Последней войны, в самой войне широко использовался и помог одержать победу. Высокая убойная сила, работает по всем видам целей, в том числе по низколетящим воздушным, легкий, не требующий высокой квалификации стрелка. Недостаток один – рассеивание импульса в дождь и при повышенной влажности. Все вроде нормально, только…

Отдачи нет, звук разряда – точно кошке на хвост наступили, вес небольшой, без приклада, штык не цепляется. Унылое оружие.

Спусковой крючок оказался теплым и шершавым, едва я коснулся его пальцем, он будто подался навстречу, на рукояти вспыхнул синий диод. К бою готов.

– Не беспокойся, – сказал Лютер. – Броня от одного разряда не успеет вскипеть, но глаза закрыть стоит.

Лютер закрыл глаза. Я направил ствол бластера на люк, в место, куда указывал Лютер. Глаза тоже закрыл, не хочется бирюзовых зайчиков ловить.

Шаг спускового крючка оказался неожиданно длинным, и, к моему удивлению, отдача у бластера имелась. Впрочем, весьма необычная по ощущениям, бластер словно попытался вывернуться из руки. Вспышка пробила через сжатые веки.

Лютер ойкнул и отвалился. Люк лязгнул. Я открыл глаза.

В люке остывала вишневая дыра, Лютера на башне уже не было, он стоял рядом с камнем, смотрел на девчонку, растирал прищемленный брахиалис.

– Все в порядке, – Лютер помахал рукой. – Буду жить. Кто она?

– Не знаю. Они с братом напали на меня. Думаю, те же, что нашему командору… ухо подретушировали.

– С братом? – Ярослав взял кол под мышку. – Братом-стрелком?!

– Да. Полагаю, стрелял он.

– И где же этот он? – Ярослав угрожающе крутанул вокруг шеи бревнокол.

«Бревнокол», тоже хорошее слово.

– Там, – я указал пальцем в сторону севера. – Я… я его… Он все время на меня кидался, я его… думаю, он уже очнулся.

– Лучше ему смирно лежать восемнадцать часов, – сказал Лютер. – Если он будет лежать, я его несильно поколочу…

Лютер протянул руку к лицу девчонки, хотел поправить волосы, но не решился. Раздумывал.

Я раздумывал на башне. Разряд пробил башню наискось, вышел снизу у корпуса и растекся блестящим металлом, успел застыть, образовав на броне ручеек. Я потрогал его пальцем, теплый, подцепил ногтем и отломил. Щелкнул по металлу пальцем.

Пластина издала громкий и неприятный дребезжащий звук. Дребезжало, подумал я. Я стал изобретать не только самодельные музыкальные инструменты, но и самодельные к ним названия. Лютер плохо на меня влияет. И Ярослав. Музыкальные инструменты и названия к ним. Еще чуть, и я начну упражнять кисти рук самодельными эспандерами. Нет, пора сделать перерыв в общении, отдохнуть от Лютера и Ярослава во вторую половину лета, чтобы в голове не дребезжало. Слетать на рифы. На острова. Подребезжать. Подирижаблить.

– Слушай, Макс, а как ты… Как ты с ними справился?

Я выкинул дребезжало, спрыгнул с башни и подошел к девчонке и к Лютеру.