Душу романа как раз и составляет концепция об очистительной силе физических и моральных страданий, действие которой показано на примере врага. В описании этих страданий перо Отии Иоселиани обретает особую силу, слово его не знает промаха, повествование льется без заминки, живо и непринужденно. В то же время рассказ о том, что приходится пережить Тутару, Вахо, Гуа, Сиошу и Таджи, основательно растянут, ничто в нем не вызывает особого интереса. Да, мы знаем, что эти люди защищают Родину, но изображение духовного мира защитников Родины в данном случае мало занимает писателя. Все свое внимание он отдает изображению людей, искалеченных страшной машиной войны, которая крушит и ломает в человеке человека, опустошает его душу и, наконец, отнимает у него жизнь, ту самую жизнь, что волей или неволей способствовала разжиганию войны. А далее нам показано, как в этом самом враге возрождается человек, вновь обретший способность чувствовать и переживать, и это вселяет в нас надежду на будущее.
Воскресение человека в ненавистном враге — это интересный мотив. Лейтенанта Макса не любят его же соотечественники, его подчиненные. Всем им ненавистен этот человек. Но вот обер-лейтенант Макс смертельно ранен, и писатель открывает в этом отвратительном человеке такие переживания, такие общечеловеческие черты, что мы невольно обращаем в его сторону свой сочувственный взгляд. Нам будто бы говорят: человек, терзаемый мукой, будь то хоть самый заклятый враг, еще вчера творивший тысячи ужасов на твоей земле, заслуживает сострадания. Перед нами мается в смертельной муке не обер-лейтенант Макс и даже не просто человек, а словно бы кто-то дорогой нам и близкий.
«Лунный свет сползает все ниже. Макс видит перед собой белый холодный луч: все, чего он коснется, застывает и мертвеет. Но прежде, чем перейти на лицо Макса, луч пройдет по его животу. Сегодня живот Макса непомерно раздут, потому что в одном теле живут два человека одинакового размера и веса. Никто не знает как зовут того, второго… Может быть, тоже Макс… Ну, а двум Максам тесно в одной шкуре, тело распирает чудовищно, и Максу, который был когда-то обер-лейтенантом и враждовал с судьбой, трудно, — все равно что втиснуть обе ноги в один сапог. Нет, чем оставаться в такой тесноте, лучше уйти. Куда бы ни ушел, везде будет лучше, чем здесь. Легче. Просторнее. Хотя бы от этого удушья избавиться, от боли, стискивающей и распирающей, избавиться».