Читаем Звезды чужой стороны полностью

Штатская одежда, слишком широкая для него, висела мешком. С кого ее сняли, кто стал очередной жертвой русских? Фазекаш! Его серый пиджак с одной единственной пуговицей.

Аги озорно подмигнула мне из-за плеча капитана. «Интересно, – подумал я, вдруг наполняясь непонятной горечью, – интересно, встретились ли им немецкие патрули?»

Капитан застыл на пороге. Почему он не заходит? Что он так пристально рассматривает? Я проследил за его взглядом. Он, не отрываясь, смотрел на Бела-бачи. А Бела-бачи с противоположного конца кухни так же, в упор, смотрел на него.

Молчание длилось долго, наверное, не меньше минуты. Уже и Шандор вопросительно взглянул на обоих.

– Ну, заходите же! – произнесла Аги.

Комочин тряхнул головой, словно сбрасывая оцепенение, шагнул вперед, протянул руку Бела-бачи, Шандору. Потом снова повернулся к Бела-бачи.

– Как будто виделись, – произнес он веско.

– Мир тесен.

– Знаете где?

– Какая разница? – Мне почудилось скрытое предостережение в словах Бела-бачи. – Какая разница? – повторил он. – Важно, не где виделись, а как снова встретились… Да и виделись ли? Я вот вас совсем не знаю. И вы могли легко ошибиться. Люди очень похожи. У каждого по паре глаз, по паре ушей, один нос, один рот.

– Возможно, – неопределенно сказал Комочин. – К тому же у того не было усов.

Он явно ожидал, что еще скажет Бела-бачи.

– Вот видите! И потом, где мы с вами могли встречаться? Меня зовут Дьярош, Бела Дьярош, детский врач… Фамилия вам ничего не говорит?

– Нет.

– В России я никогда не был, всю жизнь прожил в Будапеште. Правда, недолго жил в Братиславе, но уже во время войны… Там бывать не доводилось?

– Там – нет, – ответил капитан, сделав, как мне показалось, легкий упор на слове «там».

– Ну вот… А теперь здесь живу.

– Да, обознался. – Капитан почему-то отступил.

– Я же говорю… У меня тоже был однажды такой случай…

Бела-бачи пошел сыпать шутками. Но я не мог отделаться от ощущения, что они оба что-то скрыли от нас, Шандор ничего не заметил – он смотрел только на капитана. Аги тоже – Комочин стоял к ней спиной. "Один я видел лица обоих. Они встречались, конечно, встречались!

Капитан Комочин не сводил с меня глаз, раздувая крылья тонкого носа и хмурясь. Он знал, о чем я думаю. Бела-бачи куда-то вышел вместе с Аги. На кухне, кроме нас, сидел один лишь Шандор.

Мне не хотелось играть в кошки-мышки.

– Кто он такой? – спросил я по-русски.

– Не знаю.

– Нет, знаете!

Капитан повернулся к Шандору:

– Кажется, девушка забыла захлопнуть дверь, когда мы с ней входили.

Шандор понимающе улыбнулся, кивнул:

– Сейчас проверю.

И вышел, оставив нас вдвоем.

Я думал, капитан будет ругать меня. И даже приготовился дать отпор. Но он произнес сравнительно мирно:

– Вы хороший парень, Саша, но для разведчика слишком любопытны.

– Я только хочу знать правду.

– А если эта правда не имеет к вам ни малейшего отношения?

– Мне нельзя ее знать?

– Вот именно – нельзя! – Он отошел от меня и сел.

Опять этот ровный, холодный тон! А я-то надеялся, что уже имею право на откровенность.

Вернулись наши хозяева. Они не могли не заметить, что между нами произошла размолвка, но не подавали вида. Лишь в больших серых глазах Аги я прочитал недоуменный вопрос.

Аги была в пальто, волосы собраны под платком. В руке большой бидон.

– Прошу прощения, дорогие гости, но надо было собрать в путь-дорогу нашу невесту. – Бела-бачи ласково потрепал Аги по щеке.

Мне очень хотелось спросить, куда и надолго ли, но я не решался. Вместо меня спросил капитан:

– Далеко?

– В село. Километрах в десяти. Но ведь теперь не мирное время, каждая такая поездка отнимает уйму времени. Да и потом Аги ездит не пустой. Везет кое-что такое, за что по головке не погладят.

Капитан тронул бидон.

– Тяжелый!

– Вино, – Аги открыла крышку и торжествующе улыбнулась. – Видите? Наш постоянный и единственный товар.

– Смотри, осторожно, – предупредил Бела-бачи. – Вчера на вокзале шпики вскрывали чемоданы. Как бы на контрольном в твой бидон не залезли.

Двойное дно…

– А я поеду на немецкой машине – теперь их в ту сторону чертова уйма. Пусть тогда попробуют остановить.

Она побежала к выходу, кося на меня одним глазом. Я чувствовал, что должен сейчас сказать что-нибудь теплое, ободряющее.

– Ни пуха, ни пера! – произнес я по-русски.

Она поняла, что это пожелание удачи. Улыбнулась, снова озорно подмигнула и скрылась за дверью.

– За нее я не боюсь, – Бела-бачи успокаивал нас и себя тоже. – Она выкрутится. Верткая, как ящерка. Недавно был такой случай. Раскидала на базаре листовки, остались три-четыре. Вдруг к ней жандарм. Приметили, или просто так, проверка. «Стой!» Она руки с листовками за спину, отступает, к ним лицом, и еще смеется. А рядом жаровня, кукурузные хлопья продают. Аги к жаровне, листовки, не глядя, в огонь опустила, и стоит, хохочет. Жандармы подбежали, она им пустые руки показывает – пошутила! Ничего, выкрутилась.

– А в село она зачем? – спросил капитан.

– Есть там людишки… Тоже интересно, как иной раз бывает. Бьешься, бьешься – ничего не получается. А тут само собой, без всякого труда.

– С божьей помощью, – у Шандора весело блеснули глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза