Читаем Звезды чужой стороны полностью

– Не русский?.. Ага! Что я говорил? – торжествующе завопил Черный. – Нет, что я говорил?

Бела-бачи покачал головой:

– Ты можешь хоть на минуту заткнуть свою медную глотку? Я слышал твой голос, еще когда только подходил к улице Гонведов.

– «Шуму много, а шерсти мало, – сказал черт, остригая кошку», – усатый Фазекаш, хмурясь, смотрел на Черного.

– Хорошо, я заткну глотку. Но вы мне все-таки скажите, что будем с ним делать?

– С ним? Заниматься будете, – ответил Бела-бачи. – Он вас научит, как делать из паровозов самолеты.

Наступила короткая пауза. Они все многозначительно переглянулись. Я в упор смотрел на Черного. Что ты сейчас скажешь, крикун? Он сжал губы, морща лоб, но молчал.

– Значит, все-таки русский, – Янчи хлопнул меня по плечу. – Здорово, русский!

– Забудьте! – голос Бела-бачи звучал жестко и властно. – Забудьте, что русский. Забудьте, что когда-либо прежде его видели. Вам приснилось. Мало ли что может присниться, когда дрыхнешь среди винных бочек. И если я еще раз от кого-нибудь из вас услышу хоть слово о русском, клянусь, тому не поздоровится. Черный, ты слышишь?

– Почему именно я?

– Ты знаешь.

Черный хмыкнул, но промолчал.

– Познакомьтесь. Вот ваш новый товарищ. Елинек Шандор,- представил меня Бела-бачи. – Запомнили?

– А сам-то он помнит? – бросил Черный.

Все улыбнулись, я тоже. Черному нельзя было отказать в чувстве юмора.

– Итак, Шандор Елинек, – повторил Бела-бачи, – лейтенант венгерской армии.

– А погоны? Что-то я погонов не вижу?

Конечно, снова Черный.

– Будут погоны. Завтра будут и погоны, и отличный офицерский мундир… А теперь давайте займемся делом. Хватит вам бездельничать и даром хлеб есть.

– С салом, – вставил Черный.

– И вином, – поддержал его Янчи.

– Ну, здесь-то вина нет, – в голосе Черного слышалось искреннее сожаление. – Да, Бела-бачи, знаете, сколько я его в последний день, перед уходом сюда, выпил?

– Половину, – Бела-бачи хитро щурил глаз.

Черный удивился.

– Половину чего?

– Того, что сейчас скажешь…

Мы уселись на нары. Бела-бачи попросил меня рассказать подробнее о технике подрывного дела.

Усатый Фазекаш сидел напротив меня и, не мигая, смотрел прямо в рот. Янчи полулежал рядом с ним, подперев кулаком скуластое лицо. Он все время улыбался, и это вначале мешало мне – в том, что я рассказывал, ничего веселого не было. Потом я понял: он просто рад за меня, что я все-таки оказался русским, а не «шпицли».

Черный сидел на корточках, в стороне, возле мощного самодельного электрообогревателя величиной с добрый ящик из-под снарядов и, повернувшись ко мне боком, грел над обогревателем попеременно то одну, то другую руку. Можно было подумать, что он не слушает. Но когда я разъяснил, что у нас есть один только тол и больше ничего, остальное придется делать самим, Черный вдруг сказал, не поворачиваясь ко мне:

– А если трубчатый порох?

– Для чего?

– Для шнура.

– Правильно! – одобрил я. – Самый лучший способ самоубийства. Такой шнур рванет моментально, не успеешь сделать и шага.

Черный усмехнулся:

– А вата на что?

Я задумался. Кажется, это выход. Если свернуть вату плотным жгутом, а в самом конце его пристроить трубчатый порох и ввести в капсюль-детонатор, получится нечто вроде огнепроводного шнура. Правда, скорость горения неизвестна. Но можно зажечь небольшой кусочек такого самодельного шнура и проверить, сколько времени он будет гореть.

– Порох достанешь?

Черный, так и не оборачиваясь, кивнул.

– Но шнур – тоже еще не все. Нужен капсюль-детонатор.

– С детонаторами проще, – сказал Фазекаш, не сводя с меня восторженных глаз. – Раздобудем в нашей заводской котельной. В угле попадаются.

– Из шахт: там рвут уголь взрывчаткой, – пояснил Янчи. – Кочегары выбирают, да, видно, неполностью, иногда палят… Я как-то забежал, так при мне два разочка в печи стукнуло.

Черный вдруг стремительно вскочил.

– Бела-бачи, пошлите меня! Все принесу – и порох, и вату, и детонаторы.

Бела-бачи крутнул головой, потер ладонью подбородок:

– Нет, Черный, ты парень ненадежный. Забежишь еще в чарду опрокинуть стаканчик.

– Нет, честное слово, нет! Я только на завод за детонаторами – и обратно.

– А порох?

– По дороге захвачу, на поселке. Он у меня там припрятан.

– Готовился втихомолку? – крутой лоб Бела-бачи прорезали сердитые морщины. – Анархист чертов! Всех нас под монастырь подведешь своими выходками. Ведь сказано же: все акции только по решению руководства.

– А что я делал? Что? Собирал – и все! Собирать ведь не запрещено? И вот видите, как пригодилось! Что бы вы теперь делали без моего пороха, а?

– Хитер! – Бела-бачи погрозил пальцем.

Черный просиял:

– Значит, иду?

– Со мной вместе.

Они быстро собрались. Я отдал Черному бумагу из госпиталя. Он прочитал фамилию, хмыкнул:

– Значит, теперь уже не ты, а я Орос – русский!

– Осторожнее на мосту, – предупредил я. – Там жандарм видел справку. Мог запомнить.

– Скажите пожалуйста, жандарм! Да я их всех так за нос вожу – тебе и не снилось.

– Слушай, Черный, не вздумай… Эти твои штучки!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза